Социальное служение Русской Православной Церкви - [электронный ресурс]:

Протоиерей Максим Обухов: «Наша главная проблема, что мы слишком надеемся на государство, нам кажется, что оно нам должно, а нам нужно осознать, что государство – это и мы»¹

Руководитель православного медико-просветительского центра «Жизнь»  протоиерей Максим Обухов: «Наша главная проблема, что мы слишком надеемся на государство, нам кажется, что оно нам должно, а нам нужно осознать, что государство – это и мы». Интервью с протоиереем Максимом Обуховым  Андрея Рябенко.

Русская православная церковь в 2011 году выступила с целым рядом конкретных инициатив по укреплению института семьи и по противодействию абортам. Под руководством епископа Смоленского Пантелеимона создается добровольческое движение, службы милосердия в Москве и в ряде других епархий. Многие приходы и монастыри РПЦ становятся реальными центрами гражданской жизни, духовной и социальной поддержки неимущих, пожилых людей, всех обездоленных.

О том, как развивается социальная работа в православной среде, о своем понимании проблем в этой сфере рассказал руководитель православного медико-просветительского центра «Жизнь» протоиерей Максим Обухов, который давно борется за снижение количества абортов в нашей стране, против ювенальной юстиции, активно выступает в прессе, является общественным и церковным деятелем.

- Отец Максим, расскажите о Медико-просветительском центре «Жизнь», какие задачи и цели Вы ставите?

- Изначально мы ставили перед собой задачу противодействия абортам, а потом наша работа выросла в социальное служение, посвященное вопросам семьи и брака. Сегодня христианский мир находится в несколько ином положении, чем раньше. Если ранее семейные ценности были чем-то само собой разумеющимся, не нужно было людям объяснять, что нужно жить в браке, что нужно заводить детей, то теперь ситуация такова, что семейные ценности нужно защищать – словом, делом, благотворительностью. Увеличилось число абортов, число так называемых незарегистрированных браков, количество незаконнорожденных детей. В рамках семейного служения в церкви приходится объяснять самые простые вещи. Если говорить об абортах, то во всем мире сложилась практика благотворительной помощи тем женщинам, которые находятся в критической ситуации, когда наряду с неготовностью к материнству, существуют и материальные затруднения, которые еще больше усугубляют психологически загнанное состояние человека. Многие аборты делаются нехотя, и если мы бы организовали службы милосердия и помощи в критических ситуациях, то могли бы снизить число абортов. Такие случаи есть и мы этому очень рады.

- В каких формах проходит ваша деятельность?

Существует три способа борьбы с абортами: просветительско-разъяснительная работа, благотворительность, законодательные инициативы, направленные на ограничение и запрещение абортов. С законодательными инициативами у нас пока глухо, поэтому мы не ожидаем радикальных перемен в сфере защиты жизни. Что касается первых двух форм, то они были и будут всегда, они эффективны и действенны и помогают решать проблемы. Мы эти сферы стараемся использовать по максимуму, начиная от устного слова и заканчивая Интернет-форумами и рассылками. У нас есть несколько своих и партнерских сайтов, мы выпускаем листовки, плакаты, книги. Также мы выработали методику чтения лекций в школах.

- Какого рода благотворительные проекты вы осуществляете?

- Мы находимся в несколько необычном положении, потому что нам приходится помогать организовывать процесс и другим благотворительным организациям. Дело в том, что наша деятельность происходит в общероссийском масштабе, у нас есть общероссийский телефон доверия, который опекает благотворительный фонд. По этому телефону можно звонить из любого региона бесплатно. Поскольку мы не можем открыть филиалы во всех регионах, мы перенаправляем людей в другие благотворительные организации, где им могут помочь. Но мы стараемся, конечно, непосредственно работать и с регионами. На сегодняшний день, где-то 80 % звонков приходят не из Москвы. В основном, нам звонят за советом сомневающиеся, мы стараемся, в первую очередь, отговаривать от аборта. Второй этап, – если возникает желание общаться с нашим фондом, тогда мы переключаем такого человека на какую-то региональную организацию, открытую для сотрудничества или же мы занимаемся этим человеком сами, смотрим, чем можем помочь. Многое не обещаем, но какой-то помощи от нас всегда можно ожидать, собираем вещи подержанные, всегда у нас можно взять коляску, пеленки, кроватку. Ты можешь сколько угодно агитировать против абортов, но если не можешь, при этом, подарить пачку пеленок, то твоя пропаганда становится ничтожной.

- Вопрос социальной работы в Русской православной церкви довольно сложный – для многих священнослужителей это вообще не главное в церковной миссии. Как вы считаете, насколько успешно эта работа проводится, насколько активно ею занимаются на местах?

- Очень трудно измерить эффективность социальной работы, как говорит Евангелие: нищих всегда имеете с собою. Иными словами, сколько ни помогай, бедные люди всегда будут и никуда не денутся, быть может, их окажется даже больше. Мы не можем собой подменить министерство труда и социальной защиты, пенсионные фонды и страховую медицину. Но, тем не менее, есть определенное движение в этом направлении. Патриарх Кирилл уделяет очень большое внимание социальное работе. Он предпринял радикальные меры по усилению социальной работы на приходах, вплоть до того, что предлагает открывать при приходах ставку социального работника. Это уже стало нормой. Конечно, все это зависит от специфики приходов. Создаются фонды, синодальный отдел по благотворительности и социальному служению стал активно работать в этом направлении. Как мы уже говорили, появилась такая новая форма работы, как центры кризисной беременности. У этой работы большое будущее, я много лет пытался все это раскачать, внедрить. Надеюсь, что эта работа будет развиваться и хотя бы в каждой епархии будет центр защиты матерей, хотя бы в крупных городах.

- Можем ли мы сказать, что с приходом патриарха Кирилла есть качественные улучшения в данном направлении?

В тех или иных формах все это имело место быть, но с приходом патриарха Кирилла были расставлены должные акценты. Если раньше социальное служение просто одобрялось и поощрялось, то сегодня оно стало обязательным и необходимым.

В нашей стране очень много неблагополучных людей: бездомных, алкоголиков, наркоманов, все они требуют нашего внимания, помощи и душепопечения.

Церковь не может полностью уничтожить бедность, нам это не под силу, но она может дать духовный заряд и поддержку. Наша главная проблема, что мы слишком надеемся на государство, нам кажется, что государство нам должно, но оно не может решить все наши вопросы и проблемы. Нам нужно осознать, что государство – это и мы.

- Видите ли Вы возможную пользу межхристианских совместных социальных проектов? Нужно ли это сотрудничество, если да, то с какими христианскими конфессиями Вы бы готовы были работать?

Мы сотрудничаем, у нас есть интересные связи с зарубежными организациями. Сама форма служения центров кризисной беременности пришла к нам из Запада, основателем этого движения был католический священник. Я внимательно изучаю все источники информации, католические, протестантские и светские.

Например, Христианский межконфессиональный консультативный комитет (ХМКК) мог бы быть инструментом давления на законодателей и общество в вопросах защиты семейных ценностей. Мне кажется, что есть возможность от имени данного комитета выступать в защиту семьи единым фронтом, чтобы добиваться каких-то целей. Вот сейчас патриарх Кирилл поставил задачу добиться отмены налога на аборты, пускай это будет маленькой победой, но эти деньги, которые должны были пойти на аборт, они же пойдут на пользу. Может кто-то откажется от аборта, когда узнает, что государство это не поощряет. Мы эту победу добьемся, на мой взгляд, только совместными усилиями, потом какую-то другую цель поставим. ХМКК может помочь вырабатывать консолидированную позицию, которая была бы воспринята не как мнение отдельной религиозной организации, пусть даже такой большой, как РПЦ, а как мнение всех основных христианский конфессий.

Но есть конфессии с которыми практически невозможно наладить сотрудничество, у которых уж слишком жесткий тоталитарный подход, направленный только на вербовку новых членов церкви, такие как Свидетели Иеговы или, например, муниты.

- Когда православная церковь сотрудничает с другими конфессиями нет ли обвинений в экуменизме?

Видите ли, все по-разному понимают экуменизм, никто не знает что это такое, потому что нет четкого определения этого понятия. Если под экуменизмом понимать объединение разных конфессий в одну мировую надрелигию, мы не очень эту идею одобряем, но некоторые контакты всегда были, есть и будут. Например, Елизавета Федоровна Романова взяла идею сестричества из протестантской Германии, идея сначала была воспринята в штыки даже епископатом, но прошло всего лишь сто лет, и она уже полностью вросла в православную почву. Не нужно бояться взаимовыгодного сотрудничества и принятия чужого положительного опыта.

- Ваше отношение к тому, что инославные занимаются реабилитацией нарко и алко-зависимых.

Я был в центре общины «Преображение» и у меня не возникло претензий к работе этого центра. Я не увидел в работе этого центра чего-то такого, что меня бы как-то покоробило. Какой-то прозелитической направленности в их деятельности я не встретил, по крайней мере, в работе этой общины. Если организация ставит цель подключить новых членов и только, а реабилитация является только средством, то это одно, а когда это социальное служение, целью которого - помочь человеку, это другое. Могут быть разные приоритеты.

Тем не менее, мне кажется, опыт, который использует община «Преображение» очень интересен и обязательно должен быть использован. По крайней мере, у меня плохих примеров нет.

- Каково Ваше отношение к ювенальной юстиции и ювенальным судам? Может ли государство вмешиваться в воспитание детей в семье?

Эта проблема существует сейчас во всем мире, проблема злоупотребления при так называемой защите прав детей. Мы сталкиваемся с общемировой тенденцией вмешательства во внутренние дела семьи. Т. е. на выходе мы получаем защиту детей от родителей, хотя в Российской Федерации, по словам одного из министров, 5% случаев противоправных действий в отношении детей происходит внутри семьи, а 95% на улице. Это говорит о том, что семья – это самое безопасное место пребывания ребенка.

Поэтому, как здесь, так и во всем мире есть опасения, что какие-то неправительственные организации или государственные чиновники попытаются вмешиваться в дела семьи. В то время как не решается проблема насилия над детьми в интернатах, детских домах, ведь детям и многие другие вещи угрожают, а сколько детей погибают на дорогах... Или проблема туберкулеза, у нас северный климат и высокий уровень смертности от этой болезни. А еще есть проблемы качества образования, доступности медицинской помощи, вот где нужно защищать права детей. Ребенок родился с пороками сердца, ему не платят деньги на операцию…

А разве не является насилием отнятие ребенка у семьи? Зачем создавать структуру, направленную против родителей?

Ювенальная юстиция предполагает защиту от родителей путем репрессий. Конечно, мы это воспринимаем как угрозу, направленную против семьи, как фактор, разрушающий семью. Мы против этого.

- А как вы относитесь к ювенальным судам, которые должны судить несовершеннолетних отдельно от уголовных судов, применяя какие-то более мягкие формы.

Дело не в названии, у нас всегда, и в советское время, была эффективно работающая система детских комнат милиции и соответствующие правоохранительные структуры, которые занимались преступлениями несовершеннолетних и их профилактикой. Ничего нового в этом нет, но мы, еще раз повторюсь, опасаемся факторов, разрушающих семью. Хотя, в то же время, опасаемся безнаказанности молодых преступников, опасаемся возможности детей жаловаться на своих родителей, мы опасаемся возможности судов детей над своими родителями. Если говорить об опыте других стран, то здесь есть о чем беспокоиться. Есть нарекания и к американской системе ювенальной юстиции, и к западноевропейской, где население не очень этой системой довольно.

- Наша страна занимает одно из первых мест по количеству беспризорных детей. Не кажется ли вам, что одна из причин заключается в том, что дети убегают от родителей, которые над ними издеваются, во-вторых, в том, что многие матери не готовы к рождению ребенка, рожают, а потом бросают. Может такое отношение и рождает то количество беспризорных детей?

Я не соглашусь, что у нас такое уж большое количество беспризорных детей, в нашей стране отработана неплохая схема их вылавливания.

Другое дело, что система призрения сирот абсолютно неэффективна и нуждается в радикальной реформе, даже с частичным ее демонтажем. На каждого ребенка, находящегося в интернате, государство выделяет 20 тыс. рублей в месяц. Этих денег хватило бы, чтобы полностью решить проблему сиротства в России даже с большим запасом. Но эта система работает катастрофически плохо, и мы ничего не можем с этим поделать. Эта система не позволяет нормально воспитать этих сирот, за один уровень самоубийств ее нужно так перетрясти, чтобы от нее ничего не осталось. Поэтому причина в этом, а матери, которые отказываются от своих детей, есть во всех странах. Но есть страны, в которых нет ни одного детского дома…

- Последний вопрос касается популярной темы модернизации. Часто православную церковь обвиняют в том, что она не способствует модернизации и тормозит развитие. Насколько эти обвинения оправданы, и какова роль церкви в деле модернизации?

Смотря, что понимать под модернизацией, если под ней подразумевать деградацию традиционного института брака, то мы конечно против такой модернизации. Это распространение абортов, внебрачных сожительств и т. д. Если это какой-то технический прогресс, то мы от этого зависим, мы пользуемся техническими благами, глупо быть против этого. Наверное, под этим словом подразумеваются разные вещи.

Например, радио изобрел сын православного священника, Александр Попов. Никола Тесла был сыном православного священника. Книгопечатание на Руси начал православный дьякон Иван Федоров. Можно привести множество примеров, когда церковь была двигателем прогресса. Кто открывал первые школы? Кто приобщил нашу великорусскую равнину к благам цивилизации? Кто принес письменность, книжность? И вообще цивилизация и технический прогресс, это, в основном, атрибут христианской цивилизации. Это видно невооруженным глазом. Множество величайших людей, в том числе и наших соотечественников, кто сказал новое слово в науке, и продолжает говорить – это глубоко верующие люди, а, иногда, даже священники.

- А что тогда мешает России достичь хотя бы уровня жизни среднестатистических западных стран?

Россия – особая стать. Во-первых, она принадлежит части одной из богатейших стран мира. Если у вас есть свой дом, автомобиль, кошелек с деньгами и холодильник с едой, то вы принадлежите к 10% самых богатых людей мира. Если нас сравнивать с другими странами, то нужно учесть тот факт, что 50% нашей территории – это вечная мерзлота. А остальные 50% - это территории с экстремально суровым климатом. Например, в Канаде, на территории климата, который соответствует Москве, практически не живут люди. Из 10-ти мегаполисов мира с самым холодным климатом, 9-ть находятся в России. Себестоимость охраны границ, поддержание инфраструктуры, строительство жилища намного выше, чем в других странах. То же самое касается и строительства дорог, например, в Сибири построить дорогу стоит раз в десять дороже, чем в Алжире. Русскому, чтобы жить, нужно больше теплой одежды, стены домов должны быть совсем другой толщины. Нужно 50 киловатт только на отопление. При этом, мы смогли освоить территории, практически неприспособленные для жизни. Посмотрите, сколько людей живет на полуострове Лабрадор? А у нас в таком климате находятся города с метро, с академиями наук, с театрами, вузами. Так что у России совсем другая история, другая специфика, мы никогда не сможем жить как в Швеции. Кроме того, мы понесли огромные потери, страна была разрушена до основания во время войны.

А что касается одной из самых богатых стран по уровню - Швеции, то лично мне бы не хотелось, чтобы мы были похожи на нее, ибо их экономическое чудо - с большим таким душком. Во время войны, Швеция была накачана немецкими инвестициями, каждый третий снаряд, пущенный по союзникам, был изготовлен шведской промышленностью.

Так что мы живем не так уж плохо, у нас есть еда, одежда, система образования и медицины, промышленность. Нам только не хватает людей. За это и боремся.

Беседовал Андрей Рябенко