Социальное служение Русской Православной Церкви - [электронный ресурс]:

Временные трудники в современных женских монастырях: социальное служение или экономическая необходимость?¹

 Монашеская жизнь подразумевает уединение от мира, аскезу и молитвенный подвиг. Но в большинстве случаев на протяжении всей своей истории монастыри не прекращали контактов с миром: часто из-за невозможности прокормиться только трудами своих насельников, иной раз из-за своих убеждений или общей ситуации в стране.

Впрочем, взаимодействие с миром может происходить по-разному, отличаться степенью влияния на внутренний монастырский быт, быть в большей или меньшей мере совместимо с монашескими идеалами и приветствоваться или осуждаться как внутри, так и вовне стен обители.

Социальная деятельность, будучи с одной стороны воплощением христианского милосердия, противоречит монастырскому идеалу уединения и затрудняет привычные способы бытования обители, поскольку требует от насельниц активного и сознательного взаимодействия с миром, даже стремления к этому. Появление в XIX в. большого числа социально ориентированных обителей вызвало серьезную дискуссию внутри Церкви о возможности такого монашеского служения². Великая княгиня Е.Ф.Романова добивалась особого звания диаконисс для сестер Марфо-Мариинской обители, что потребовало экспертного заключения от специалиста в области канонического права С.В. Троицкого³ об уместности такого наименования. Синод не дал согласия на возрождения чина диаконисс, и статус подобных обителей остался непроясненным.

Если в XIX в. общество вменяло Церкви социальное служение, то в XXI-м в. подобные пожелания исходят уже и от церковного руководства к приходам и монастырям. Кажется, что приходским церквям значительно легче откликнуться на призывы участия в волонтерских и благотворительных проектах.

Уединенный монастырский быт, безмолвие и четкий распорядок дня, разделенный послушаниями и молитвами, плохо согласуется с социальным служением. Как можно совмещать идеалы созерцания, отшельничества и деятельной помощи ближнему? Как реализуют социальные проекты в монастырях сегодня – главный вопрос этого доклада.

Для ответа на этот вопрос я использовала материалы включенного наблюдения (всего около 7 месяцев) в нескольких женских монастырях Ленинградской, Вологодской, Кировской, Тверской области и интервью с насельницами и временными трудницами обителей.

Из описанного выше противоречия есть простой выход. Современные социальные проекты могут задействовать только материальные ресурсы монастыря, практически без вовлечения насельниц в их реализацию. Например, воскресным школам нередко предоставляется лишь помещение обители, уроки проводит кто-либо из мирян, Рождественский спектакль с раздачей подарков для детей ставится церковным хором, уход за престарелыми осуществляется силами прихожан, малообеспеченным верующим оказывается адресная помощь. Подобная социальная деятельность требует внимания одной-двух насельниц, оставляя весь распорядок монастыря неизменным.

Также социальным служением в монастырях нередко называют такие виды деятельности, которые невоцерковленный человек отнес бы скорее к экономическим инициативам, – прием паломников и временных трудников. Мое внимание будет сфокусировано на временных трудниках.

От нескольких дней до нескольких месяцев на территории обители могут проживать люди, чей статус не всегда прояснен в монастырском уставе. Они участвуют в общей трапезе, выполняют послушания вместе с насельницами, нередко выстаивают монашеское молитвенное правило, но при этом в большинстве случаев не имеют намерения остаться в обители насовсем. Обычно это миряне, проводящие таким образом свой отпуск, выходные или каникулы.

Появление временных трудников в монастырях заслуживает более пристального изучения, но на вскидку можно сказать, что, когда в 1990-е гг. государство стало возвращать РПЦ церкви и монастыри, помимо специалистов, строителей, реставраторов, потребовалось и неквалифицированная рабочая сила. В дальнейшем многие монастыри получили землю под огороды, насельников по-прежнему не хватало, и помощь приезжих особенно в период сельскохозяйственных работ была незаменима.

Для многих обителей ситуация дефицита: людей, денег, рабочей силы актуальна и сейчас. Даже, если монастырь является ктиторским или основной источник дохода для него – прием паломнических и туристических групп, трудовая помощь может быть все также необходима.

В таком случае пребывание в обители является социальным служением со стороны временных трудников и экономической необходимостью для монастырей. Этот взгляд на работу трудников находит свое подтверждение в ряде документов, например, в проекте «Положения о монастырях и монашествующих» от 30.05.2012⁴: «работа трудников в монастыре является формой добровольного пожертвования в пользу монастыря» – документе, призванном регулировать общие принципы монашеской жизни в современных условиях. Сходную мысль содержат и «правила поведения» конкретных обителей⁵: «Пожалуйста, не забывайте, что вы приехали в обитель помолиться и потрудиться во славу Божию и на благо монастыря. Сестры монастыря надеются на Вашу помощь».

Риторика помощи монастырю/церкви и трудовой отдачи по-прежнему является центральной для преимущественно молодежных групп, ставящих своей целью восстановление разрушенных зданий⁶. Впрочем, с приездом подобных групп в монастырь все проще, чем с приемом временных трудников. Группа живет по своему трудовому и молитвенному распорядку, согласованному с настоятелем/благочинным, размещается обычно в отдельных помещениях, все конфликтные ситуации решаются через ее руководителя.

Временные трудники – это размытая категория. Их статус, положение в монастыре зависит от многих факторов: регулярности посещений и времени пребывания в обители, исполняемых послушаний, рвения к молитвенной и литургической жизни, наличия/отсутствия намерения остаться в обители. Будет точнее представлять временных трудников не как группу с заданными границами, а как континуум с одной стороны которого находятся паломники, с другой – постоянные трудники обители, готовящиеся принять постриг. Но именно благодаря своей нечеткой оформленности, временные трудники неудобны для монастыря, подрывая идею закрытого сообщества.

Монастыри стремятся яснее прописать границы между приезжающими. Например, Валаамский монастырь, принимающий множество туристов, паломников, волонтеров, трудников, вкратце охарактеризовал каждую из этих групп. Требования к воцерковленности трудников и их поведению строже, чем к волонтерам или даже паломникам: «фактически трудник на время своего пребывания на Валааме становится членом монастырской семьи или монашеского братства⁷».

В тех монастырях, где я проводила включенное наблюдение, происходило одновременное включение временных трудников в монастырский распорядок, но и такое же неукоснительное огораживание со стороны насельниц, подчеркивающее их инаковость.

Как уже было сказано, временные трудники не только подчиняются общему монастырскому ритму, но и несут послушания наравне с насельницами обители. По сути выполнение послушаний – единственный способ для временных трудников подчеркнуть свой иной в сравнении с паломниками статус и разделить монастырский быт.

Среди временных трудников популярно представление, что через послушания, которые требуют не только трудовых затрат, но и прежде всего смирения, человек получает прощение грехов и надежду на Царство Небесное. Послушания же в монастыре эффективнее, чем где бы то ни было, так как монастырь – «это небесный Иерусалим на земле»⁸, т.е. здесь воля Божья проявляется с особенной силой.

«Монастырь, это особо. В храме – одно, дома – другое. Все равно мы ходим – почему, считаем, там благодати больше. Так ведь? Все равно там ближе Господь считается, хотя Он везде, конечно, но все равно, и так же в монастыре считается, что это – обитель Господня» (временная трудница, 65 л.)

В таком случае, это не приезжающие оказывают монастырю услугу через добровольный труд, но обитель, принимая мирян, дарует им возможность спасения, что, естественно, несравнимо по ценности с ответной трудовой отдачей:

«раньше же в монастырь вообще не пускали, сейчас же – как проходной двор, просто они открыты для нас… А в принципе, если бы они закрылись…может им лучше было. А ведь позиция сейчас другая, именно что, просвещать нас надо» (временная трудница, 65 л.)

Что же касается насельниц, то неоднократно я слышала благодарность трудникам за помощь, которой, впрочем, тоже сопутствует представление, что физический труд – шанс для немощных духовно получить спасение. Настоятельница одного монастыря так обращалась к прихожанам с просьбой помочь в сборе урожая:

«Это нам нужно для спасения наших душ. Потому что молитвы мы не имеем, так что-то бормочем себе по молитвослову, покаяния настоящего тоже не имеем, будем трудами спасаться».

Труд важен не сам по себе, но на благо обители, т.е. в определенном месте, в ином пространстве, которое и для насельниц, и для временных трудников считается безусловно выше и значимее мирского.

Представления как о святости места, так и о необходимом монашеском уединении приводят к тому, что насельницы часто подчеркивают свою отделенность от приезжающих. Риторика их претензий включает следующие обвинения: они «тянут мир за собой», «ведут себя, как дома», «превращают монастырь в проходной двор». Желание закрыться, залатать дыры в стене, как в буквальном, так и в фигуральном смысле не покидает насельниц:

«Если посмотреть на монастырь, какие у него стены, человек, который духовно воцерковленный, он сразу поймет, зачем эти стены. Это ограждения от суетного мира» (послушница, 30 л.).

В большинстве монастырей помимо дискурсивного подчеркивания инаковости есть еще вполне реальные границы, подчеркивающие непричастность трудников к монашескому миру. Чаще всего этому разграничиванию подвергаются питание и проживание трудников. Трапеза может быть совместной, но чаще является раздельной, речь может идти как о разных столах в одном помещении, так и о различных помещениях. В последнем случае какую-то часть трудников могут приглашать к монашескому столу, что сразу подчеркивает статус этих приглашенных. Также и проживание, в некоторых (обычно бедных) обителях трудницу могут поселить с кем-то из монашествующих, но в большинстве монастырей трудников стремятся отделить от монашествующих, для чего строят специальные гостиницы или хотя бы так разделяют жилое пространство, чтобы по возможности меньше сталкиваться друг с другом.

В этом есть сложность пребывания временных трудников в современных монастырях: с одной стороны они необходимы/желательны монастырю для выполнения трудовых послушаний, собственно именно через послушания трудники встраиваются в монастырский быт, но с другой стороны при экономической нужде в трудниках насельницы постоянно подчеркивают их отделенность, чуждость монашескому миру, так как монастырское сообщество должно быть замкнутой стабильной группой. Это столкновение монашеской идеологии с экономической необходимостью вынуждает искать для трудников какую-нибудь приемлемую рамку вписывания их в монастырскую повседневность. Такой удобной рамкой и становится актуальная сегодня идея «социального служения». Идея отсылает к сильной традиции милосердия, к представлению о помощи, которую монастырь оказывает духовно больному миру, принимая мирян у себя и давая им прикоснуться к святыням. Так настоятельница одного из монастырей подчеркивала стремление насельниц сделать святыни доступными людям, для чего храм почти все время открыт, а также есть возможность приехать и пожить для больных физически и особенно душевно.

Идея социального служения делает монастырь источником, а не получателем блага. Высокий статус обителей как дарующих молитву ли грешному миру, спасение ли приезжающим трудникам, или материальную помощь нуждающимся, сохраняется. А идеологически красивое соприкосновение монастыря и мира возможно только через дела милосердия со стороны обители.

Однако признание того, что прием временных трудников является не необходимостью со стороны насельниц, а их милосердием ведет к возникновению ряда конфликтных ситуаций. Дело в том, что в ожиданиях сторон друг от друга появляется ассиметрия. Насельницы осмысляют прием временных трудников как социальное служение, но ждут от временных трудников поведения на основе послушания и максимального невмешательства в жизнь обители. Среди временных трудников с большим стажем обычно и бытуют те представления о значимости послушания, особенно монастырского, как лесенки в Царство Небесное, о которых было сказано выше. Эти представления помогают соединить два разнонаправленных вектора: монастырь как податель благ и собственного добровольного трудового вклада.

Но, если временный трудник буквально воспринимает идею о социальном служении монастыря, то это ведет к непониманию и обвинению в его сторону как со стороны насельниц, так, возможно, и других трудников.

«Сколько народу приезжает, знаешь, даже удивляться приходится, вот люди едут и не представляют, куда они едут – думают, как в санаторий, что тут можно делать, что хочу, что тут вообще, за права можно бороться, за свои. Едут, значит, порядки свои устанавливают. Сидишь и думаешь: ребята, а вы ничего не перепутали?» (временный трудник, 48 л.)

Чаще всего конфликты случаются, когда планы временного трудника помолиться, подготовиться к причастию, сходить на службу бывают нарушены послушанием. Поскольку все, что связано с молитвой или церковной службой наделяется безусловной ценностью и уверенностью, что в монастыре молитва сильнее, а таинства благодатнее, трудникам бывает крайне обидно приступить к трудовой деятельности, за которой они иногда видят просто личную неприязнь к ним со стороны дающего послушание. Насельницы же не понимают, зачем тогда этот человек собрался в монастырь: «молиться? – дома бы и молился, никто ему бы не мешал».

Поскольку долгое время временные трудники не были никак определены ни в монастырских уставах, ни в общецерковных документах, то отношения между ними и насельницами складывались по-разному, во многом в зависимости от организации монастыря, источников его дохода, от социального состава приезжающих трудников, количества насельниц. Переплетения идей и практик социального служения и послушания, относящихся, в общем-то, к разным мирам и совершенно разным отношениям, образуют причудливые комбинации между трудниками-монашествующими, более-менее удачные в силу разных причин.

Наиболее бесконфликтные отношения складывались в тех больших монастырях, где количество насельниц значительно превышало количество трудниц на любом послушании. Важным фактором также является реальная значимость выполняемой работы. В одном из монастырей, где я провела лето 2010 г., трудиться приходилось по 10-12 часов в сутки, но малое количество насельниц, установление личных отношений с ними, небольшой доход обители, и понимание необходимости выполнить свои послушания, связанные с большим хозяйством монастыря, огородом и скотным двором (поскольку больше некому, а эта не та работа, которую можно надолго отложить), приводили к взаимопомощи и малоконфликтному процессу выполнения послушаний.

На другом полюсе находился ктиторский монастырь, не имеющий собственного хозяйства, послушания в котором сводились в основном к уборке храма и помощи на трапезной. Насельницы в нем проживали и питались отдельно от трудников и практически не встречались на послушаниях. Трудники видели, что монастырь не слишком нуждается в их помощи и не всегда стремились ее предлагать. А насельницы удивлялись, почему люди ведут себя как приехавшие в пансион и не желают помогать обители.

В заключении хотелось бы подчеркнуть некоторые основные выводы. Деятельное социальное служение идеологически плохо совместимо с монашеским уединением. Однако для такой неясной, необходимой, но и плохо вписывающийся в представления о закрытости обителей, группы, как временные трудники интерпретация через социальное служение оказалась единственным легитимным способом их пребывания в монастыре. Эта интерпретационная рамка не слишком удачна, поскольку ведет к противоречию между общим декларируемым принципом служения ближнему и фактически действующими внутримонастырскими отношениями, основанными на послушании, иерархии и разграничении. Возможно, ситуация временных трудников требует отдельной рефлексии со стороны РПЦ, чтобы лучше определить и прояснить место трудников в современном монашестве.