Социальное служение Русской Православной Церкви - [электронный ресурс]:

Дети, преступившие закон: возвращение в колонию через 21 год¹

Мы начинаем новую серию историй с продолжением, посвященную деятельности епархиального Центра социальной адаптации святителя Василия Великого (СПб). Рассказывает сотрудник Центра, наш автор, Владимир БОВКУН:

Однажды мой четырнадцатилетний сын угнал машину. Это была полуразвалившаяся «Газель», днем батрачившая из последних сил от метро до рынка, а ночью спавшая во дворе многоквартирного дома. Дверца подалась, проводки скрутились, «старушка» дернулась и поползла. На выезде из двора присланная Самим Господом патрульная машина остановила петляющую рухлядь.

Потом был суд, условный приговор. И первое знакомство с Центром Василия Великого.

Юлиана Никитина, директора Центра, сказала мне при первой нашей встрече:

- За годы работы с ребятами, находящимися в конфликте с законом, пришло понимание, что отвращение к школе, агрессия, алкоголь и наркотики, совершённые преступления, - это только вершина айсберга, в основании которого невидимыми остаются отсутствие признания, боль утраты, одиночество и страдание, а главное – острая потребность в любви. И если формально попробовать что-либо изменить во внешнем их состоянии (найти работу или устроить в школу), не затрагивая глубоких процессов, в душах этих детей ничего существенно не изменится. Они будут срываться, с каждым разом теряя надежду. Поэтому так важно создать развивающую среду для этих подростков, организовать пространство для честного и чистого общения, исходя из их запросов, их потребностей. Необходимо дать им возможность получить свой опыт радостного конструктивного сотрудничества, построения доверительных, открытых отношений, воспитать у подростков уважение к другим людям, особенно к страдающим и нуждающимся в помощи и заботе…

Для сына согласие на участие в программе Центра в первую очередь подразумевало снижение вдвое срока условного наказания. И все же, учитывая методику «обязательного проживания несовершеннолетних в Центре в течение 3,5 месяцев», я с большим трудом уговорил сына пройти курс. Признаюсь, я сам поначалу крайне осторожно, если не скептически, относился к Центру, и сын, конечно, чувствовал мои сомнения.

В сущности, кроме правоохранительных органов «проблемными» ребятами от 14 до 18 лет заниматься не желает никто. Это по-человечески понятно: пожалуй, самый сложный, самый взрывной возраст, когда ответом на личную неустроенность, внутреннюю тревогу и социальную дезориентацию становится жесткое девиантное поведение. При этом скорый положительный результат от занятий с этими подростками получить крайне сложно, в отличие от чрезвычайных ситуаций, возникающих при работе с ними практически непрерывно.

Когда-то я сам был именно таким. И впервые попал за решетку в шестнадцать лет. Середина 80-х годов в Советском Союзе – другой, казалось бы, мир, но приводили нас в тюрьму ровно те же искаженные представления о ценностях, точно такое же отсутствие высоких идеалов и верной системы приоритетов, слепое стремление жить во что бы то ни стало наперекор мещанству и лицемерию…

Нам тогда никто не помог, большинство из тех «трудных» моих сверстников в 90-х погибли, мне самому потребовалось почти двадцать лет грязи, чтобы, наконец, посередине четвертого десятка, вдохнуть «холодный горный воздух» христианства. Сейчас я уверен, что нам – подросткам – можно было помочь и что погибшим из нас многое простит Господь за отсутствие в свое время этой помощи…

После суда прошло несколько лет. Мой сын, вполне благополучный, хотя, на мой взгляд, несколько самонадеянный студент, увлекающийся русской историей и музыкой, продолжает дружить с воспитателями; на правах и с видом ветерана участвует во всевозможных мероприятиях Центра вместе с бывшими и нынешними воспитанниками.

Но дело уже не в нем.

Со времени его нахождения в Центре я сам, знакомясь и соприкасаясь с сотрудниками Центра, стал, как мальчишка, заражаться их верой в необходимость и правильность избранного ими пути. Я видел «на курсе» столь памятных мне по собственной юности заблудившихся детей, с ранними тяжелейшими пороками, космически одиноких, замкнувшихся и озлобленных. Но спустя месяцы они преображались, и это для меня граничило с чудом.

Я, разумеется, видел и проблемы, был очевидцем острых конфликтов между воспитанниками и воспитателями, но это лишь служило для меня подтверждением настоящих живых отношений, свидетельствовало о наличии той самой христианской любви, которая противоположна не гневу или наказанию, но равнодушию. Я наблюдал, как по-настоящему сострадают воспитатели вместе с каждым из подростков, как смиряются, поступаются личною гордостью, как непреклонною любовью лечат раннее гниение детских сердец…

Как-то раз сын, полушутя, сказал мне после моего очередного «программного» перед ним «выступления»: ты бы шел работать воспитателем в Центр. Я отмахнулся – куда мне! Тебя-то, одного-единственного, и то толком воспитать не могу, а там – десятки…

Однако пути Господни, как мы помним, неисповедимы. Друзья пригласили меня вести уроки развития речи и шахматный кружок для дошкольников в детский образовательный центр. Я необдуманно согласился, но, проработав почти два месяца, испугался скомпрометировать учреждение своим уголовным прошлым. И, посоветовавшись с духовником, ушел.

Но что-то во мне дрогнуло. Ведь недаром я заканчиваю третий курс епархиальных богословско-педагогических курсов! И кукольный театр с моим участием третий год радует больных, сирот, стариков и сумасшедших по всему Петербургу! Настроился я решительно и пошел к директору Центра святителя Василия Великого, Юлиане Владимировне Никитиной. Вовсе при этом не думал о подростках: при храме св. Анастасии Узорешительницы, где окормляется Центр, есть сиротский приют, - может, сгожусь там на что-нибудь…

Все, конечно, случилось иначе, чем я предполагал. На следующий день меня привезли в Колпинскую воспитательную колонию для несовершеннолетних преступников. Познакомили с только что утверждённой чиновниками «Программой социально-психологического сопровождения подростков, находящихся в местах лишения свободы». Предложили работать. Я, не задумываясь, согласился. Было ясно – это тот случай, когда не выбираешь.

Но дело еще вот в чем.

В этой колонии я сам сидел ровно двадцать один год назад. Она ничуть не изменилась. Тот же режим дня, те же лица контролеров и оперативников, те же матерые служивые собаки и недоверчивые столовские коты. То же самое футбольное поле, те же бараки-корпуса… Что-то подкрашено, что-то подбелено, что-то пристроено….

Но главное, всматриваясь в лица, я внутренне обмирал: дети-заключенные были именно те, с которыми я отбывал наказание 21 год назад. Я мог определить почти безошибочно по внешнему виду или по манере разговаривать род совершенного преступления и тюремный статус любого из них. Я мог сказать, кто из них, освободившись, сам сколотит банду, а кто примкнет к первой попавшейся. Кто будет искать водку, а кто деньги. Кто попытается «завязать» и все забыть, а кто, напротив, после тюрьмы уже внутренне готов убить и быть убитым…

Мне стало по-настоящему страшно. Потому что за двадцать лет ничего не изменилось.

Система исполнения наказания не способна меняться сама. Только целенаправленными и настойчивыми усилиями специально для этой цели организованных людей, абсолютно независимых от администрации колоний, возможно преодолеть неимоверно косную, инерционную систему СОДЕРЖАНИЯ детей в исправительных учреждениях, со временем превратив ее в ВОСПИТАТЕЛЬНУЮ систему.

Для этого, по большому счету, в колонию для несовершеннолетних преступников и пришел Центр святителя Василия Великого. Однако сейчас Центр не ставит перед собою заоблачных целей, важно помочь хотя бы нескольким душам, тем, кто отзовется первыми.

В программы, разработанные Центром, входят психологические тренинги и скалолазание, паркур и литературная студия, арт-терапия и социальное консультирование. Главное, показать ребятам альтернативу уголовному будущему, дать взглянуть на себя по-новому. Коснуться их сердец. И не бросить потом, после освобождения.

Если ничего не помешает, я хочу рассказывать в дальнейшем о детях, которых я встречу в этой колонии. О наших детях, которые вот-вот к нам вернутся. О том, как им живется, кого они любят и ненавидят, как им трудно и больно. О чем они мечтают и на что, в самом деле, могут рассчитывать. Как они меняются и кем становятся. Как мы к ним относимся, и как они относятся к нам…

Моя работа в колонии только начинается, и я, конечно, волнуюсь. Потому что помню себя, помню, как внимательно я присматривался к каждому взрослому на моём пути. Помню, что любое слово там имеет вес, а каждый поступок – последствия. Но самое драгоценное – это отношения, ведь именно отношения с Богом и людьми способны изменить любого, даже взрослого человека.

Так случилось, что второй раз я приехал в колонию, сопровождая группу юношей, спортсменов, которые согласились познакомить заключённых с красивым латиноамериканским единоборством, смесью танца и боевого искусства – капуэро. Со стороны было очень заметно: они почти ровесники, эти одетые в гимнастические костюмы, спокойные, гибкие, мускулистые атлеты – и угловатые ребята, в мешковатых робах, глядевшие с нервным вызовом и затаённым восхищением. Всматриваясь, я понял, что действительно хочу им помочь. В память о себе и своих товарищах, тех, шестнадцатилетних, сидевших когда-то в этой же лагерной столовой. А ещё ради собственных сына и дочери, которым предстоит взрослеть вместе с этими заключёнными детьми. И ради моего города, в котором мальчишки растворяются, освобождаясь ежемесячно.

И, конечно, ради Христа, сказавшего лично мне однажды: «истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне»…

---