Церковное душепопечение в тюрьме1
Священник Игорь Александров,
церковь св. пророка Илии, на Пороховых,
настоятель храма прп. Серафима Саровского
в мужской колонии №7.
31 января 2003 года
Не знаю, конечно, какую помощь в мужской тюрьме собравшиеся здесь могут оказать, поэтому я просто проинформирую о том, что имеет место в той колонии, в которой меня Господь поставил служить.
Я являюсь клириком храма св. пророка Божия Илии, что на Пороховых, и одновременно настоятелем храма прп. Серафима Саровского в мужской колони № 7. Это рядом с ныне созидающимся Ладожским вокзалом. Какая специфика служения? Конечно, я не могу говорить обо всех осужденных, потому что в колонии 1500 осужденных. На службы, в лучшем случае, приходят 30 человек. Это примерно такой же процент, как среди молодых мужчин их возраста на воле. Понятно, что я недостаточно хорошо знаю колонию как целое.
Первое, что бросается в глаза - это стадность. Колония — это не отдельные камеры, как в изоляторе, как в Крестах, а это барачного, казарменного типа помещения, отряды, так называемые, где стоят нары в 2-3 ряда. В каждом таком отряде содержатся 100-150 осужденных. Даже если у человека появляется желание пойти в церковь, сразу появляются вопросы.
Один ты не проживешь там. Нужно иметь всякие дружеские связи, начиная от соседа по нарам, который безропотно будет терпеть неудобства с твоей стороны, и обязательно со старшиной отряда. Это вообще самый страшный начальник, страшнее начальника колонии. Как в армии ефрейтор. И целый ряд других людей: кто-то в столовой, кто-то в медсанчасти - со всеми нужно поддерживать нормальные отношения, чтобы выживать. Вот ты пошел в храм, и сразу начинаются вопросы: «А чего ты туда пошел? А чего тебе не хватало? Мы-то не ходим». Это один момент этой стадности.
Второй момент: это общество разделено на касты. До сих пор практикуются дикие языческие ритуалы опущения. Такому человеку нужней всего и хочется более всего какого-то сочувствия, психологической поддержки. Это в числе наших прихожан всегда присутствует. Как быть остальным, если он пошел в это место, куда ходят неприкасаемые? Он с ними общается, с ними причащается, он с ними вместе чай пьет и так далее. Как к нему по возвращении в отряд будут относиться? Его, по идее, должны записать в те же неприкасаемые. То есть, определенный вызов этому стаду человеческому он бросает, когда приходит в храм, а тем более, если становится там прихожанином. Это одна специфика. А вторая специфика то, что, слава Богу, люди там не задерживаются. Особенно те, кто начинает посещать храм. Храм домовой, небольшой совсем. Я там 8-ой год и у меня сейчас 6-ой староста, который в июне освободится. Где-то по 1,5 года, от силы, человек бывает старостой. И не только староста. Староста — это тот, кто расписывается, сдает дела, и про которого я точно знаю, а средний срок жизни прихожанина — 1,5 года. Где такое может быть? Только, наверное, в армии. Если в армии есть храмы на основательной приходской жизни, то там такая же ситуация. Человек пришел, его чему-то научили, он только-только начал читать по-славянски, только понял, как нужно службу организовывать, и все - освободился. Вот такая специфика.
Что в условиях этой специфики удается сделать? Если храм — значит обязательно совершается Литургия. Сначала я пытался совершать Литургию каждый месяц, даже чаще. Но потом я пришел к выводу, что этим людям больше нужна беседа, более личный контакт, исповедь. Поэтому в прошлом году я служил Литургию всего 8 раз, но зато я 6 раз туда приходил с запасными дарами. И не в медсанчасть, а сюда, к себе в храм, когда можно было без лимита времени исповедоваться, а потом, когда уже все прошли исповедь, их причастить, потому что Литургию нельзя растягивать до бесконечности, она диктует некий ритм. Помещение маленькое, поэтому исповедь совершается прямо в алтаре, благо храм мужской, иконостас глухой, это отдельное помещение. Представьте себе, в наших храмах исповедь, да? Там никто даже говорить так не будет. Тут же рядом сидят или стоят люди. А так, все-таки за перегородочкой, отдельно.
Несколько лет назад начались анализы на ВИЧ. Правда, сейчас говорят, что первые анализы, которые делали, они несовершенны, может, их надо переделывать. Но с этого времени пошла история с ВИЧ-отрядами. То есть, сначала ВИЧ-инфицированных содержали в отдельных отрядах. Все это было на моих глазах, началось совсем недавно. В 1999-м году появился такой отряд. Сначала их было 40, потом 60 человек. Сейчас по колонии человек 600 из 1500 человек. Это 600 ВИЧ-инфицированных. Понятно, что, в основном, это наркотики; шприцы этому причина. Они занимают два отряда полностью. Это некая тюрьма в тюрьме. Кроме того, ВИЧ инфицированные есть практически во всех отрядах. Отношение за эти годы начальства, старшин стало спокойнее. Современная эпидемиологическая наука наша уверяет, что заразиться можно только в прямом контакте с горячей, живой кровью. Поэтому, даже если у него там язвы какие-то или что-то попало на кожу — это, в общем, не опасно. И до некоторой степени эта напряженность ушла. А вначале барак был совершенно отдельно, он был просто отгорожен отдельным забором. Хотя эта неполноценность проявляется в том, что, в основном, там люди хотят работать. Там есть такие законники, которые по своему статусу работать не должны, не могут и считают ниже своего уровня. Я с ними не общался. В основном, люди хотят работать, потому что работа — это возможность как-то списать иск, возможность говорить об условном досрочном освобождении. За рабочие места есть некая конкуренция. Люди с ВИЧ в этой очереди на последних местах.
Что мы делаем для них? Естественно, в храме они себя чувствуют полноправными людьми, они также причащаются. Сначала, по договоренности с прихожанами, делали так, что сначала причащаются неинфицированные, потом инфицированные, чтобы спокойнее было. Сейчас уже официальных объявлений таких не делается, такого разделения нет. Начиная с прошлого года, Господь послал человека (все же через человека делается). Это сотрудник нашего храма, не просто даже член общины, а сотрудник храма, мирянин, взял на себя такой труд. Он в храме у нас организует показ православных видеофильмов, что является очень хорошим проведением досуга. Это способствует и созданию общины: можно обсудить, побеседовать после просмотра. Эту деятельность он перенес на колонию. Тридцать раз побывал он с этими видеофильмами. А где их показывать, поскольку это днем? Только на нерабочих отрядах, то есть для этих самых ВИЧ-инфицированных.
Возвращусь к теме, что там за контингент. Конечно, это люди, которые, кого хочешь, раскусят и кого хочешь выведут на чистую воду. Потому что, во-первых, это коллективный разум: если он сам чего-то не додумает, ему там умные люди подскажут, что написать в письме на волю, например, чтобы выжать то, что требуется. Есть контингент, который, видимо, значительную часть составляет. Это очень малообразованные люди. Они и в смысле этическом, конечно, необразованные. Для меня были потрясающи откровения одного человека. Я, пока туда не попал, помнил вечный принцип, что нужно всем объяснить, что такое добро, что такое зло. Господь каждому в душу заглядывает и подсказывает, когда ты совершаешь злые поступки и когда добрые. Именно там я услышал такое признание, когда немолодой человек совершенно искренне сознавался, что и суд помог и то, что он услышал некие слова, юридические оценки своего поступка. «И после этого, придя в храм, — говорит он, — я понимаю, что есть добро, и есть зло. А воспитывался я прагматически: нужно достигнуть цели, а все остальное не имеет значения. Какое добро, какое зло? Такого быть не могло». То есть, с таким удивлением человек мне это рассказывает. Он это понял, хотя бы до рассудочной степени. Уж не знаю, как это скажется на его дальнейшем духовном пути. А еще полнейшая необразованность во всех остальных отношениях. Хотя телевизор, вроде бы, все смотрят, но подчас приходится отвечать на самые простые вопросы по гигиене, про то, о чем дети знают. То ли люди выросли в детских домах, то ли где-то на улице. Самые элементарные вопросы. Говорят, когда-то было в России, что Церковь была центром и медицинских знаний, а к священнику обращались со всеми вопросами до эпохи земских врачей.
