Социальное служение Русской Православной Церкви - [электронный ресурс]:

Как служили миру подвижники Древней Руси¹

С.И. Смирнов

[...] Древнейшие русские монастыри были городскими. Вместе с тем и древнейшее русское монашество не носило характера анахоретства или отшельничества. Правда, подвижники отшельнического образа бывали, но их слишком мало, не им принадлежит дело организации русского монашества, организации, которая носила киновиотский или общежительный характер по уставу Студийского монастыря в Константинополе.

Такое монашество - городское и общежительное не могло не считаться с русским миром и, как сейчас увидим, деятельно служило и общественным, и частным нуждам мирских людей.

Отцы русского монашества преподобные Антоний и Феодосии Печерские были подвижниками разных типов: первый, афонский постриженник, был созерцатель отшельник, второй, постриженник уже Антония, соединял с созерцанием и великими подвигами выдающийся практический и организаторский талант. Как только в пещере образовалось небольшое братство в 15 человек, преподобный Антоний, привыкший к уединению, не терпевший волнений и суеты, ушел в затвор в одну из пещерных келий. Он отказался от руководства братией, поставил вместо себя игуменом другое лицо и до смерти (1073 г.) не вмешивался в монастырскую жизнь2. Не Антоний устроил славный Печерский монастырь, не он организовал и русское монашество. Даже житие этого отшельника, которое, несомненно, было написано, не сохранили до нас русские иноки. Устроителем русского монашества был преподобный Феодосии. Время его правления (1062-1074) - несомненно лучшая пора в истории Печерского монастыря, а вместе с тем и в истории русского монашества первого периода. [...] Это исключительный, редкий человек, поражающий всесторонностью дарований и той необычайной уравновешенностью сил и свойств, которая создает гармонию святой личности. Великий подвижник, жаждавший высшего подвига - смерти за Христа и за правду, неусыпающий молитвенник, "послушливый, кроткий и смиренный", ревностный, но никогда не гневающийся инок, прозорливец и провидец, он был в то же время талантливый и практичный администратор и в высшей степени сердечный человек, отзывчивый на человеческое горе и на житейскую нужду. Ни одно из указанных свойств не было преобладающим, вытесняющим другие. В свои отношения к миру Феодосии вносит ту целостность личных дарований своих, которая отмечает и его монастырскую игуменскую деятельность. Вот какими замечательными словами характеризует летописец эту сторону деятельности великого подвижника: "Игуменьство бо держащю Феодосью в животе своем, правящю стадо порученное ему Богом - черноризцы, не токмо же си едины, но и мирьскыми печашеся о душах их"3. Разнообразно выражается это попечение о спасении мирян. Прежде всего подвижник считает обязанностью монаха молиться за мирян: "трудиться в бдении и в молитвах молиться за весь мир без престани"4.

Вторая обязанность инока - быть учителем, даже пастырем мирян. Учительность проявлялась в обличении мирской неправды. В Киеве при Феодосии произошло княжеское междоусобие между детьми Ярослава. Братья-князья лишили тверского стола Изяслава, а Святослава посадили на его место. Тогда печерский игумен запретил поминать в церкви нового князя, резко отказался идти на княжеский обед и начал обличать обидчика. Своим посланием к Святославу, где его поступок сравнивается с братоубийством Каина, а сам князь приравнивается к древним гонителям, смиренный печерский игумен вызвал княжеский гнев. Братия просит Феодосия оставить свои обличения, бояре, приходя в монастырь, говорили, что князь подвергнет игумена изгнанию или заточению, но подвижник нисколько не испугался этих угроз и опасностей, напротив с большей ревностью обличал Святослава. Видя однако бесплодность своих обличений, преподобный решается "мольбою того молити, дабы возвратил брата своего в область". Когда Святослав узнал о перемене в настроении Феодосия, он сам едет в Печерский монастырь, смиренно просит у игумена дозволения увидаться здесь и объясняет ему, что не являлся в монастырь раньше, боясь игуменского гнева, опасаясь быть не принятым. В ответ на это Феодосии произносит многознаменательные слова: "Что бо, благий владыко, успеет гнев наш еже на державу твою; но се нам подобает обличити и глаголати вам еже на спасение души, вам же лепо бы послушати того"5. [...] Примирившись с Святославом и по настойчивой просьбе братии присоединив его имя на ектениях к имени законного князя, Феодосии не перестал, хотя снова без успеха, твердить Святославу, чтобы тот уступил старшему брату киевский стол.

Учительство Феодосия по отношению к мирским людям выражается еще в личных душеспасительных беседах с ними, о которых много раз говорится в житии подвижника, и, вероятно, в церковных поучениях, обращенных к мирянам6.

Но он нес относительно мирян обязанность и более сложную, чисто пастырскую. Преподобный Феодосий был духовником мирян. Слыша о добром житии Печерской братии, князья, бояре (и их семейства) "прихожаху к великому Феодосию, исповедающе тому грехи своя"7. Исповедь в древности у нас соединялась с избранием того или иного священника в духовные или покаяльные отцы. А стать духовником значило тогда взять на свою душу дело спасения своих духовных детей, учить их и руководить на пути спасения, в каждом шаге религиозно-нравственной их жизни, быть почти старцем для мирян. Духовник часто должен был призывать духовных чад для бесед к себе или посещать их дома. Как покаяльный отец, преподобный Феодосии особенно заботился "о духовных сынех своих, утешая и наказуя (научая - ред.) приходящая к нему, другоицы (другой раз) в домы их приходя и благословенье им подавая". Очевидно, такие беседы Феодосия с духовными детьми в монастыре или же и в мирских домах были нередки, обычно входили в программу его пастырской деятельности. Летописец рисует трогательную картину той сердечности, которая здесь царила. Посетив однажды боярское семейство Яна Вышатича и Марии, особенно любимых им за благочестивую и дружную жизнь, преподобный Феодосии вел поучительную беседу с хозяевами, духовными детьми своими, говорил о милостыне к убогим, о загробной жизни и о смертном часе. Боярыня - хозяйка заметила: "Кто знает, где меня положат?" И преподобный Феодосии ответил своей духовной дочери, что она будет положена там же, где и он. (Предсказание действительно сбылось: боярыня была погребена в великой печерской церкви против гроба Феодосия)8. Духовные дети составляли около преподобного Феодосия целостную семью, и, вероятно, перед смертью он передал покаяльных детей-бояр своему преемнику по игуменству - Стефану. [...]

Третья форма служения миру, которую показал на своем примере отец русского монашества, - заступничество или, как обычно оно называлось в Древней Руси, печалование. Раз убогая вдова, обиженная судьей, пришла в монастырь и случайно встретила подвижника. Она обратилась к нему с вопросом - дома ли игумен? Феодосии замечает: "Зачем он тебе нужен, он человек грешный". Любопытен ответ женщины: "Аще и грешен есть, не вем; токмо се вем, яко мнози избави от печали и напасти, и сего ради и аз приидох, яко да и мне поможет обидиме сущи без правды от судии". Узнав ее дело, преподобный сильно сжалился, обещал передать игумену ее просьбу, обнадежил беззащитную, что тот ее избавит от беды, и отослал домой. Женщина пошла домой, а преподобный к судье, и она получила, чего была лишена пристрастным судьей. [...]

Четвертая форма, в которой проявлялось служение его миру - благотворительность. По своим идеалам преподобный Феодосии, как истинный монах, был нестяжатель: он не хотел иметь в монастыре лишнего имущества и не возлагал своих упований на имение9. Но он не отказывался принимать приношения от мирян в монастырь, даже вклады селами [...]. Преподобный Феодосии, едва мог достигать того, чтобы братия не имела частной собственности, т.е. чтобы она исполняла элементарное требование общежительного устава. Не без труда мог он соблюсти и следующее предписание Феодора Студита: "да не скопишь золота в монастыре твоем, но избыток всякого вида да раздаешь нуждающимся в воротах двора твоего, как делали святые отцы"10, - предписание, которое, как видит читатель, признает благотворительность непременной обязанностью монастыря, раз в нем есть избыток всякого вида. Приносы и вклады богатых мирян в монастырь дают возможность печерскому игумену благотворить мирянам же, только не имущим. Преподобный Феодосии был очень милосерд. Вид убогого и нищего в худой одежде возбуждал в нем чувство жалости и вызывал слезы сострадания. Сострадание переходит у него в дело, и благотворительность монастыря принимает организованный характер. За монастырской оградой преподобный построил двор с церковью, и на этом дворе принимались калеки, нищие и больные. Полное содержание они получали от монастыря, на что расходовалась десятина его доходов. Кроме этого каждую субботу преподобный Феодосии посылал воз печеного хлеба колодникам11. Так Печерский монастырь становится благотворителем.

Но нищелюбивому Феодосию этого было еще мало. Он был заступник вдов, помощник сирот, прибежище убогим; учил и утешал приходящих и подавал "еже на потребу и на пищу тем". [...] В "Слове святого Феодосия о терпении и любви" преподобный поучал братию, ссылаясь на пример и слова апостола Павла (2 Фес. 3:8-10): "Следует нам от трудов своих кормити убогих и странных, а не пребывать праздными, переходя от кельи в келью. Если бы не кормили нас добрые люди, что бы мы сделали, надеясь на свои труды? И если скажем: за наше пение, за пост и за бдение приносят нам все это, то ведь мы за приносящих даже не поклонимся ни разу!" Преподобный ссылается на притчу Господню о девах (Мф. 25:1-13) и толкует ее таким образом: "Мудрые соблюли девство и светильники свои украсили милостыней и верой, потому вошли в чертог радости без всякого препятствия. Почему же другие девы названы неразумными? Потому, что соблюдя девственную печать неразоримой, смирив плоть свою постом, бдением и молитвами, они не принесли масла, т. е. милостыни, в светильниках своих душ, за это изгнаны они были из чертога, начали искать продающих милостыню нищим (обратим внимание на толкование слов - "продающие елей"), но не нашли: двери человеколюбия Божия затворились. И неприлично (не следует) нам, возлюбленные, - продолжает Феодосии, - удерживать у себя то, что посылает Бог на пользу душам нашим и телу от добрых людей, и не подавать посторонним". Это подтверждается текстами Писания (Деян. 20:35; Пс. 40:2; Мф. 5: 7). [...]

Таково служение преподобного Феодосия современному русскому миру. Подробно останавливаемся мы на нем не без причины. На деятельность Феодосия нельзя смотреть, как на дело частного инока, нисколько необязательное для других. Он - отец русского монашества, по признанию самих древних иноков наших, "игумен или архимандрит всея Руси", "начальник иже в Руси мнишьскому чину", "общему житию первый начальник в Русской земле"12. Ставя его на такое место, наше древнее монашество должно было видеть (и действительно видело) в его лице обязательный пример, а в деятельности, которую мы описывали, обязательную программу своего служения миру.

Так оно и было. Печерский монастырь не забыл заветов своего устроителя. Игумен Стефан соединил двор для принятая нищих, приходившийся между двумя половинами монастыря, в одну систему строений, впрочем не нарушив оград, которыми части эти отделялись друг от друга13.

Общежительный устав во всей строгости, как известно, недолго продержался в Печерском монастыре, а вместе с его ослаблением вероятно пала и организованная благотворительность обители. Думаем так, потому что имеем примеры подобной зависимости явлений. Печерская братия делится теперь на богатых и бедных, богатые служат предметом внимания и почтения, бедные находятся в небрежении. Но теперь в монастыре развивается частная благотворительность: лучшие иноки раздают бедным все, что имеют. Никола Святоша, князь-инок, сам ничего не вкушал кроме монастырской пищи, хотя имел много своего. Все свое он раздавал странным, нищим и на церковное строение14. Преподобный Иоанн роздал нищим все свое имение. Преподобный Григорий, который имел только книги, продал их, а вырученное роздал убогим. Преподобный Марк Печерник ничего не брал с иноков, которым готовил места для погребения, но, если кто сам давал, он не отказывался, брал, чтобы раздавать нищим. Преподобный Алипий Иконник делил на три части то, что получал за свое дело: одна часть шла на милостыню. Во время голода преподобный Прохор Лебедник своими руками приготовлял хлеб из лебеды, который чудесно превращался в настоящий, и соль из пепла. Скромный печерский инок оказывает противодействие самому великому князю Святополку Изяславичу, который [...] запретил ввоз соли из Галиции, чтобы воспользоваться дороговизной соли. Когда она действительно вздорожала и народ должен был платить большие деньги монополистам, Печерский монастырь раздавал соль даром. Это сбивает цену и расстраивает дурные замыслы15. Очень высоко ценилась добродетель милостыни в Печерском монастыре: раздать нищим, значило дать Богу16.

В самом монастыре для братии был организован уход за больными, по крайней мере упоминаются монахи "на то устроении - больным служити". Однако печерские иноки не чуждались помощи и больным мирянам. Преподобный Агапит, безмездный врач, имел дар исцеления. "И слышано бысть о нем в граде, яко некто в монастыре лечец. И мнози боляще приходяху к нему и здрави бываху"17.

Из Печерского монастыря по временам слышится голос обличения сильным земли. Корыстолюбец и насильник, упомянутый князь Святополк нашел своего обличителя в печерском игумене Иоанне (с 1088 по, вероятно, 1103 г.). Очевидно, обличать насилие властей этот игумен считал своей непременной обязанностью, руководясь, может быть, примером преподобного Феодосия, и не устрашился гонения и заточения, которому подверг его Святополк18. Печерский монастырь проявил свою общественную деятельность в распространении христианства, очевидно, не считая и миссионерство чужим монашеству делом. Известен печерский миссионер и мученик среди вятичей преподобный Кукша с учеником. Есть много оснований думать, что печерские иноки были распространителями христианства в Суздальской земле или в Залесье, то есть в нашем крае19.

[...] Слишком скудны сведения наши о монашестве за первый период русской церковной истории, но все-таки их достаточно для того, чтобы видеть, что программа служения миру, начертанная Феодосием, оставалась неизменной и общеобязательной для всего русского иночества первых веков нашей церковной жизни. Факт учительности тогдашних иноков в отношении к мирянам не подлежит сомнению. О преподобном Варлааме Хутынском, представителе уже не киевского, а новгородского монашества, древнее житие его свидетельствует: "И отвсюду собирахуся к нему князи и бояре и убозии; он же никогда же не ленив бяше Господа ради учити люди". Указанные далее предметы поучений преподобного касаются мирской жизни, мирских отношений. Монахи часто бывали духовниками мирян, - прежде всего у князей и княгинь20. Мы имеем полное право предполагать, что они гораздо чаще, чем белые священники, занимали видную и выгодную по-житейски должность княжеского духовника21. Русские бояре, насколько известно, также не чуждались иноков и выбирали их себе в духовники22. На исповедь в монастыри, к духовникам иеромонахам хаживали и "смерды, иже по селам живут" (т.е. крестьяне)23. До какой степени обширна бывала духовническая практика инока среди мирян, об этом может свидетельствовать пример преподобный Авраамия Смоленского. Вследствие выдающейся учительности подвижника на исповедь к нему ходил "весь город" - бояре, рабы, женщины и дети. Миряне бросали прежних духовников и выбирали духовным отцом себе учительного Авраамия. [...]

Обращение к милосердию, заступничество за несчастных осужденных, печалование русские иноки считали своим делом. Игумены киевских монастырей печалуются пред великим князем Святополком за несчастного князя Василька Ростиславича, как только узнали об ослеплении, грозящем Васильку24. Перед тем же Святополком митрополит и игумены печалуются за князя Ярослава Ярополковича и вымаливают ему свободу25. Митрополит Константин и "игумени вси" ходатайствуют, и с успехом, пред Юрием Долгоруким за князя-изгоя Ивана Ростиславича Берладника, которому грозила смерть26. Заступничество преподобного Варлаама Хутынского спасло жизнь одному осужденному преступнику, которого новгородцы собирались сбросить с моста в Волхов27.

В период княжеских усобиц иноки являются и миротворцами. Высшая иерархия Древней Руси считала это дело своей обязанностью. Но мы видим: то вместе с митрополитами и епископами, то вместо них игумены древнерусских монастырей мирят враждующих князей, утишают расходившиеся страсти. В 1127 г., когда митрополита на Руси не было, Григорий, игумен киевского Андреевского монастыря, почитаемый и князьями и народом, удерживал великого князя Мстислава Владимировича от кровопролития. Отказываясь по совету игумена от войны, Мстислав нарушал крестное целование. И Григорий с собором духовенства взял на себя княжеский грех клятвопреступления. Князь их послушал28. До какой степени видное участие принимали настоятели киевских монастырей в деле взаимных княжеских отношений, об этом лучше всего свидетельствуют слова, сказанные Мономахом и Святополком князю Олегу Черниговскому: "Пойди Киеву, да поряд положим о Русьстей земли пред епископы и пред игумены и пред мужи отец наших"29. [...]

II

С середины XIV века в истории русского монашества замечаются новые, небывалые раньше явления. Возникает усиленное монашеское движение и возникает там, где монастырей прежде было мало и монашество было слабо: в Суздальской земле и в Заволжском крае. За сто лет, с 1340 по 1440 гг., выстроилось до полутораста новых обителей, тогда как раньше за весь Киевский период их известно около 70, да за столетие, протекшее после монгольского нашествия (1240-1340 гг.), прибавилось 30. Время преподобного Сергия, его учеников и собеседников, - самая блестящая пора в истории нашего монашества. Русские монастыри имеют теперь важные особенности. Большая часть их прежде строилась на имение князей и бояр, а не слезами и постом подвижников, преобладающее число их были монастыри ктиторские. Теперь же гораздо чаще монастыри строятся самими иноками. Это значит, что прежде монашество насаждалось главным образом искусственно, теперь оно растет органически. В связи с этим стоит другое важное различие между русскими обителями сравниваемых периодов. "До половины XIV в. почти все монастыри на Руси возникали в городах или под их стенами; с этого времени решительный численный перевес получают монастыри, возникшие вдали от городов, в лесной глухой пустыне, ждавшей топора и сохи", как выражается профессор В.О.Ключевский. С середины XIV в. наше монашество впервые получает пустынный характер, внешний вид отшельничества. Но изменилось ли оно внутренним образом? Поставило ли себе новые задачи, начертало ли иные, неизвестные древнейшему времени идеалы? Может быть, в заботах о личном спасении пустынные иноки освободили себя от тех обязанностей служения миру, которые несло русское городское монашество с XI до половины XIV вв.? Нет, монашество наше не изменилось внутренне нисколько, не поставило оно новых задач, не начертало себе неизвестных прежде идеалов и не ушло от обязанностей служить покинутому им миру.

[...] С половины XIV в. наблюдается на Руси любопытное явление, которое объясняется всецело историческими условиями монгольского времени, явление неизвестное по местным условиям на Востоке. Его принято называть монастырской колонизацией. Удаляясь от людей в непроходимую лесную глушь, которая собственно и называется на древнерусском языке пустыней, отшельник недолго подвизается один, "един единствуя", посещаемый только зверями. Лишь только пойдет в народе молва о нем, затем легким пером пронесется слава, как в лесную пустыню к малой келейке безмолвника один за другим собираются его будущие сожители и сподвижники. С топором и мотыгой (заступ) они трудятся своими руками, труды к трудам прилагая, сеча лес, насевая поля, строя кельи и храм. Вырастает монастырь. И к шуму векового леса, к дикому вою и реву волков и медведей присоединяется теперь новый, правда сначала слабый звук - "глас звонящ". И как будто на этот зов нового голоса, на приветный звон монастырского била к обители являются крестьяне. Они беспрепятственно рубят леса, в непроходимых раньше дебрях пролагают дороги, строят вблизи монастыря дворы и села, поднимают целину и искажают пустыню, не щадят и превращают ее в чистые поля [...].

Описанное движение вызвано было величайшим подвижником Русской земли, вторым отцом нашего монашества, преподобным Сергием Радонежским, который, по выражению его жизнеописателя, был "игумен множайшей братии и отец многим монастырем", а по летописцу "начальник и учитель всем монастырем, иже в Руси"30. [...]

Жизнеописателя в личности преподобного Сергия поражала черта, которую он упоминает трижды: равная любовь ко всем. "Бяше бо Бога возлюби всем сердцем своим и ближняго твоего, яко и сам ся; равно бо любяше всех и всем добро творяше, и все ему благотворяху; и к всем любовь имяше, и вси к нему любовь имяху и добре его почитаху"31. Равная любовь ко всем - вот первое обстоятельство, которое не допускало того, чтобы подвижник относился к миру безучастно.

Книжный человек своего времени, может быть, даже выдающийся в этом отношении, преподобный Сергий руководствовался в своей подвижнической деятельности житиями и примерами древних устроителей и законоположников восточного монашества. И здесь он находил то, что соответствовало его собственным стремлениям. Его поражали в древних подвижниках не одни подвиги личного их усовершенствования, борьба и победа над злыми духами, но и служение людям - исцеление недужных, избавление в бедах и в смертных опасностях, помощь на путях и на море. В житии преподобного Антония Великого, отца отшельнического монашества, а также и в житиях общежителей - Пахомия, Евфимия, Саввы Освященного, Феодосия Киновиарха и других, он видел примеры, обязывающие инока к благотворительной деятельности. Названные подвижники представлялись преподобному Сергию в таком виде: целители болезней, "недостающим обильнии предстатели, вдовам и сиротам неистощаемое сокровище"32. [...]

То значение, которое имел преподобный Сергий для своего времени, для политической жизни тогдашней Руси совершенно исключительно, так сказать неповторимо; к тому же оно достаточно известно33. И это дает нам возможность прямо обратиться к тому, что делал на пользу миру сам великий подвижник, завещая и братии монастыря, а чрез нее и всему русскому монашеству, делать это после себя и вслед за собою.

Один лихоимец, живший близ монастыря преподобного Сергия, обидел бедного человека-"сироту" (по-видимому, холопа), отнял у него, а потом зарезал борова. Сирота ищет защиты у Радонежского игумена. Подвижник призывает обидчика, вынуждает к обещанию отдать деньги за отнятое и чудесным образом принуждает его исполнить свое обещание34. Рассказывая этот случай печалования, Епифаний Премудрый называет преподобного Серия милостивым, утешителем скорбных, заступником нищих и помощником убогих. Но милосердый подвижник, имевший нрав "милостивый, добросердый, нищелюбивый и страннолюбивый"35, не только лично помогал бедному, обездоленному люду; он заставил ему служить и свой монастырь. Жизнеописатель рассказывает о введении общежития в Радонежской обители, об установлении монастырских чинов, относительно умножения монашествующей братии и увеличения запасов в обители. Далее он сообщает о благотворительности монастыря. При жизни преподобного Сергия Троицкий монастырь не владел, вероятно, вотчинами, поэтому главным источником, из которого почерпались средства благотворить, служили приносы мирян. [...] В зимнее время, в крепкие морозы и сильные метели заехавшие в монастырь путники проживали столько времени, сколько продолжалась непогода, получая полное содержание от монастыря. Этого мало. Заповедь преподобного Сергия обнимала и уход за больными. "Страннии же и нищий и от них в болезни сущий, на многи дни препочиваху в довольном упокоении и пищи, ея же кто требоваху, неоскудно по заповеди святого старца, и до ныне сим тако бывающим". Когда около монастыря проложена была большая дорога от Москвы к Ростову и пошло оживленное движение, в обитель преподобного Сергия заезжало особенно много путников. Князья и воеводы заходили сюда с отрядами войска, и все получали пищу и питье. С радостью, как уверяет жизнеописатель, "служащие в обители" подавали всем изобильно36. [...]

В похвальном слове преподобному Сергию длинным рядом эпитетов, приложенных к святому, тот же Епифаний Премудрый, описывает подвижника как общественного деятеля [...]. Некоторые эпитеты оправдываются приведенными выше данными жития, другие дают новый материал, а все в совокупности они рисуют обширную, многостороннюю и даже систематическую деятельность подвижника среди мирян. Деятельность эта направлялась к восстановлению правды и справедливости в обществе обличением грабителей и насильников, заступничеством за обиженных вдов, выкупом пленных, должников и рабов, к облегчению участи нищих - милостыней, недужных - уходом, к насаждению в христианском обществе милосердия (печалованием), взаимного мира, христианского смирения, трезвости. [...]

В монастыре преподобного Сергия живее, чем где-либо, хранилась такая память об основателе; долгое время более или менее твердо соблюдались здесь его заветы. Когда умирал преподобный Никон (+1427), преемник Сергиев по игуменству, в своем поучении братии он много говорил о "безмолвии, матери добродетелей", потом о "человеколюбии слово приложи рек: аще есть мощно, ни единаго приходящих тщама отпустити рукама, да не како утаится вам Христа презрети, единаго от просящих видом показавшася" (т. е. чтобы не случилось вам по незнанию презреть Христа, явившегося в образе нищего)37. Не ясно ли, что преподобный Никон разделял воззрения своего святого наставника относительно обязательности нищелюбия? Кормление нищих, снабжение их потребным было постоянным делом Радонежского монастыря. И не столько считаясь с наличностью своих запасов, сколько откликаясь на степень народной, мирской нужды, Сергиева обитель то усиливала, то ослабляла свою благотворительность. В тяжелые годы Смутного времени монастырь преподобного Сергия прославился не только своей патриотической деятельностью, но и широкой благотворительностью для народа, разоренного смутой, несмотря на то, что разорение сильно отразилось и на хозяйстве самого монастыря. "Нагим одежда бысть, - говорит Симон Азарьин о Троицкой Лавре, - странным упокоение, нищим и гладным прекормление, от мраза изгибающим теплое утешение, странным и раненым и конечно издыхающим отпуск от сего света с напутствием вечнаго живота, мертвым же погребение бываше"38.

Еще в XV в., близко ко времени преподобного Никона, под монастырской горой "на Подоле" построена была Введенская церковь, которая по приделу в честь великомученицы Параскевы называется Пятницкой. Церковь служила приходским храмом для слуг и служебников монастыря, поселившихся по речке Кончуре. При церкви Введения чуть ли не вместе с ее построением возник дом призрения для нищих, точнее для увечных - "лежней" - для тех больных нищих, которые не в силах ходить по сбору милостыни. Этот дом призрения носил еще название богадельни или больницы: а вся группа строений - две церкви с богадельней - называлась Подольным монастырем. Такими интересными чертами описывает связь между Лаврой и приютившимся около нее Подольным монастырем местный историк: "богослужение отправляли (свои) приходское священники; а попечение о странных, нищих и больных лежало на обязанности монахов". [...]

Богомольцев, которые приходили по вся годы на поклоненье мощам чудотворца, "не бе числа", как передает Симон Азарьин, келарь Троицкой Лавры. И эти посетители, если не бесчисленные, то несчитанные, все почитались гостями преподобного Сергия и его обители, получали от нее полное содержание во время богомолья, подарки и необходимое продовольствие на путь. [...] Дары, какими чествовались наиболее знатные гости, были вероятно значительны. По крайней мере заезжих греческих иерархов осуждали в XVII в. за то, что они ездят в Троицкую обитель, чтобы принимать дары, в другие же монастыри, где таких даров не давали, они и не заглядывали39. Неизвестно, давались ли подарки простым гостям преподобного. Но несомненно, что все богомольцы питались от щедрот монастыря. В народе сложилось предположение, будто в монастыре есть такой медный горшок, который готовил без излишка и недостатка именно столько постного кушанья, сколько было нужно для несчитанных тысяч гостей, пришедших на праздник в обитель40. Так исполнялась прежде в обители заповедь страннолюбия. [...]

Выгодна и почетна была в Древней Руси должность княжеского или великокняжеского духовника. Она служила для рядовых людей верной ступенью на той служебной лестнице, которой восходили они на епископское седалище, и потому являлась предметом исканий и домогательств. Но для истинного подвижника Христова, который ничего не искал, никогда не был златоносцем и хотел навсегда остаться в нищете, эта почетная придворная должность служила порой источником столкновений и огорчений. Любопытный факт рассказывается в житии ученика преподобного Кирилла Белозерского преподобного Мартиниана (+1483). Василий Темный поставил его игуменом Троице-Сергиева монастыря и выбрал в духовные отцы себе. В то время один боярин перешел от московского князя на службу к тверскому. Василию было жаль и досадно лишиться слуги, и он изыскивал средства вернуть его к себе. Обращается он к преподобному Мартиниану, просит его содействовать возвращению боярина на Москву, обещая тому честь и богатство. При содействии подвижника боярин вернулся, но вероломно был взят под арест. Узнав о происшедшем, преподобный является к князю "с великою печалию". "И рече: такс ли, самодержавный князь великий, и ты праведно судити научился еси? Почто еси душу мою грешную продал и послал еси во ад? Почто еси боярина того, иж мною призваннаго и душею моею, оковати повелел и слово свое преступил?" Преподобный лишает благословения князя и его княжение и налагает свое духовническое запрещение. Затем немедленно уезжает в монастырь. Василий был смущен и сознал свою неправду. [...] Он снимает опалу с того боярина и, "очи ему дав", сделал его своим приближенным. В монастыре великий князь испрашивает себе прощение и разрешение у своего духовного отца. Преподобный Мартиниан благословил князя честным крестом "и сам от него прощение взят". После того князь Василий больше прежнего стал любить своего духовного отца, ни в чем его не оскорблял, слушал во всем и почитал41. Вот какое геройство, которое заметно удивляет жизнеописателя преподобного Мартиниана, требовалось иногда от княжеского духовника. [...]

Печалование и благотворительность были едва ли не самыми излюбленными формами служения миру со стороны подвижников того времени. О преподобном Димитрии Прилуцком (+1392) в его житии говорится: "Никогда же блаженный не измени правила молитвенаго, но убо труды к трудом прилагая, смешая пост с милостынею, странных приимая и кормлю подавая требующим". Положение обители при большой дороге к Белому морю содействовало особенно развитию страннолюбия. [...] О печаловании подвижника говорится "и от насилия, от злых судий бедою одержимых, точию словом своим избавляя". Преподобный защищает и рабов от насилия господ, не останавливаясь пред обличением. Один богатый человек прислал в Прилуцкий монастырь пищу и питье. Димитрий не принял дара и сказал благотворителю: "Отнеси сия в дом свой, еже нам принесл, и, яже суть рабы и сироты в твоем дому, тех питай, да не погибнут гладом и жаждею и наготою, и тех избытки (что останется) нашей нищете донеси, да будеши совершен милостивец и вменит ти Господь Бог в правду"42.

Преподобный Павел Обнорский (+1428) был одним из замечательнейших подвижников Древней Руси. Из учеников преподобного Сергия он в большей степени, чем кто-либо другой, был склонен к безмолвию, к отшельничеству, к полному уединению. Ему пришлось устроить общежительный монастырь и управлять им, но подвижник остался отшельником, приходя в обитель только для богослужения на субботы и воскресенья. Строжайшее подвижничество Павла Обнорского характеризуется словами его жития: "вся жизнь его пост бяше", "всегдашний пост, присная молитва"43. Тем интереснее знать, как смотрел этот созерцатель-отшельник на обязанности инока относительно мирян. Жизнеописатель отмечает, что преподобный Павел "благоприступен приходящим к нему и учителен"44. Духовным отцом мирян он не был, конечно, только потому, что не имел священного сана. Еще в миру преподобный отличался нищелюбием45. Монастырю же своему благотворительность он вменил в непременную обязанность и это выразил в своем уставе, содержание которого изложено в житии. [...]

Преподобный Кирилл Белозерский (+1427) - представитель разных видов христианского подвижничества. Временно он юродствовал, или принимал подвиг безмолвия. Но сверх того преподобный Кирилл был организатором знаменитого общежительного монастыря, который в заволжском крае имел приблизительно то же значение, какое в других местах монастыри Печерский и Троице-Сергиев. [...] Белозерский монастырь при жизни основателя сделался питателем своего края в голодное время [...]46. Благотворительная деятельность монастыря проявлялась и по смерти святого. Игумен Христофор (1428-1433 гг.) "многих от плененных искупив, на своих местех паки насадив (поселив)"47. При следующем игумене Трифоне (до середины XV в.), когда монастырь строил церковь и материальные средства его были напряжены, случился в крае большой голод. Многие начали приходить в обитель, ища пропитания. Здесь никому не отказывали и особенно заботливо питали голодных детей. Но экономный келарь, "умален быв верою", стал бояться, что у монастыря не хватит средств на всех: прокормиться самой братии, содержать рабочих и пропитать голодных; служебные чины обители стали уменьшать выдачу милостыни. Тогда запасы действительно начали быстро убавляться. Игумен решил питать всех приходящих, и в Белозерском монастыре кормилось ежедневно 600 человек и больше до нового хлеба48. Грозный писал в Кириллов монастырь в своем знаменитом послании: "Кириллов доселе многия страны пропитывал в гладныя времена"49.

Один из учеников преподобного Сергия является миссионером, утвердителем христианства среди двоеверов крещенного уже края, - это преподобный Авраамий Чухломской (+1375г. или позднее). Население, ближайшее к его пустынному монастырю, держалось языческих суеверий, верило и обращалось к волхвам. К подвижнику, как к волхву, стали приводить своих больных для леченья. Он поучает их "оставить волшебную прелесть" и совершает несколько чудесных исцелений. Чудеса преподобного Авраамия утверждают двоеверов в христианстве, так что некоторые из них даже постригаются в его монастыре50. А из собеседников преподобного Серия вышел не повторившийся еще на Руси миссионер, истинный апостол Христов, святой Стефан Пермский (+1396), который в монастыре приготовил себя к своему служению и в сане иеромонаха положил основание христианства среди зырян. Труды святого Стефана слишком хорошо известны, чтобы описывать их здесь51. [...]

Преподобный Дионисий Глушицкий (+1437), которого можно признавать представителем струи монашества, шедшей из Московского края, один из выдающихся подвижников-благотворителей: "изряднее нищелюбие стяжа". Своему ученику преподобному Григорию Пельшемскому он дает примечательное наставление: "Сотвори ум твой с всем тщанием единаго Бога искати и прилежати в молитве. И паче подвигнемся помогати нищим и сиротам и вдовицам, дондеже время имаши, делай благая"52. При жизни преподобного Дионисия "в таж лета гладна бысть страна та". В обитель преподобного приходит много народа за хлебом, "творяше бо (преподобный) милостыню неоскудно просящим. Они же болма начаша приходити. Преподобный же никакоже стужа, но болма даяше". Эконом монастыря указывает подвижнику на оскудение запасов. Но тот, "понося эконому", дает наставление о милостыне без всякого расчета [...]53. В похвальном слове преподобный Дионисий называется между прочим "рабом свободитель" [...]. И эта черта превосходно подтверждается следующим интересным рассказом из жития преподобного Дионисия. [...] Одели одного юношу странницей, и тот, назвавшись рабой, просил у святого 100 сребрениц для выкупа из холопства вместе с детьми. Преподобный дал деньги, а братия возвратила ему их, сказав, что напрасно он благотворит обманщикам. Но преподобный Дионисий отдает деньги юноше, а братию наставляет быть милостивыми, давать не только всякому просящему, но и не просящему, запрещает повторять свои искушения и побуждать его к немилосердию54.

Упомянутый ученик Дионисия преподобный Григорий Пельшемский (+1441) совершенно усвоил наставление своего учителя и вполне осуществил его. "Прихождаше нищая в глад, с радостию приимаше их"55. Поучая бельцов и иноков, подвижник как тем, так и другим ставит в числе заповедей Господних, т.е. обязательных предписаний - "милование нищих"56.

Монастыри новгородско-псковского края, стоявшие вне прямого влияния со стороны преподобного Сергия, однако нисколько не разнились в своем служении миру от прочих русских монастырей, конечно, потому, что в них хранились общие, исконные заветы русского монашества. [...]

Наиболее известный из Псковских монастырей, возникших в XV в. - монастырь преподобного Евфросина (+1481), отличался поразительной строгостью устава и жизни братии, так что один священник, попавший в обитель к вечернему богослужению и насилу простоявший его, отозвался: "Тако он (Евфросин) пребывает с братьею, яко железный с железными". Но обитель славилась и благотворительностью. [...]. Следует заметить, что, организуя благотворительность в монастыре, преподобный Ефросин ставит ее в неразрывную связь с общежительным уставом, воспрещающим монаху личную собственность, рассуждая так: то, что монах истратил бы на себя, должно идти в пользу нищих. Примечательно и то, что примером в этом деле русскому подвижнику послужили подвижники Востока. И по мере того, как богатела обитель Евфросина от приносов и вкладов селами, развивалась и ее благотворительная деятельность. "Святый же нача болма милостыни творити убогим и странных упокоевая, яко чадолюбивый отец"57. [...]

III

В среде русского монашества, воссозданного преподобным Сергием, в XV веке развились два противоположных направления. К концу этого века они вполне определились. Сторонники их резко разделились на две партии [...]. Во главе каждой партии тогда стояли крупные представители, даровитые, книжные, известные подвижники. Иосифляне - партия московская, получившая имя от преподобного Иосифа Волоцкого, представители практического монашества, сторонники общежительного монастыря. Белозерские старцы - заволжская партия, созданная Нилом Сорским, представители созерцательного монашества, сторонники скитского образа. Иноческие идеалы, взгляды на задачи монашества и на обязанности его к миру у каждой партии свои, особенные.

Ученик и постриженник Пафнутия Боровского, который имел своим учителем ученика преподобного Сергия, Никиту Высоцкого, преподобный Иосиф (+1515) считал монашество общественной силой, передовым правящим классом в Церкви. Но общественное значение русского монастыря во время Иосифа покоилось на земельном богатстве, на вотчине, и подвижник становится на ее защиту. Монастырские вотчины привлекают в число братии "честных и благородных" людей, к черной работе не привыкших, будущих иерархов, опору Церкви, а потому должны они существовать. Таков ход мыслей в знаменитых словах волоцкого подвижника, сказанных им на соборе 1503 г.: "Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку постричися?" Защищая монастырскую вотчину и владение крестьянами, преподобный Иосиф является проповедником "стяжательности", права монастыря на скопление богатств (но, разумеется, не частной собственности монаха, которая с точки зрения устава нетерпима). Между разными доводами в оправдание монастырской стяжательности он приводил и такой: монастырь обязан благотворить, но для благотворительности нужны средства, т. е. земельные богатства. Поэтому он может и должен владеть вотчинами.

Оттого преподобный Иосиф Волоцкий становится одним из энергичнейших проповедников - и в теории и на практике - монастырской благотворительности во всех ее главных видах: страннолюбия, нищелюбия и ухода за больными [...]58. Итак, монастырю приобретать имущества для благотворительной деятельности совершенно дозволительно и желательно, иноку же трудиться ради "странных и больных упокоения" прямо спасительно. [...]

Преподобный Нил Сорский (+1508), постриженник Кирилле-Белозерского монастыря, путешествовавший и на Афон, держался совершенно иного взгляда на монашество. Идеал его чисто созерцательный. Преподобный Нил не считал монашество общественной силой и потому не возлагал на него миссии руководительства церковной жизнью народа, что обязывало бы монаха [...] нарушать его "беспопечение" (свободу от забот) и "безмолвие" (свободу от житейской суеты и людских бесед). Он вел монаха из мира в пустыню, в уединение, признавая великую опасность для его души от одного обращения с мирским чином. Считая однако полное отшельничество уделом совершенных и святых, а общежитие неудобным для безмолвия, Нил Сорский вводит на Руси средний - скитский образ жизни, который называет "царским путем". Скит - это малочисленная монашеская община в два-три человека, которые имеют все общее - пищу, одеяние и труд и повинуются друг другу59. "Притяжание сел и содержание многих имений", т.е. вотчины и накопление богатств, вовлекающая монашество в сношения с миром, подвижник-созерцатель считал вовсе недозволенными монастырю. На соборе 1503 г. не иной кто, как преподобный Нил, поднял вопрос об отобрании вотчин у монастырей. Он запрещал инокам принимать от мирян даже милостыню, кроме крайней нужды. Содержаться монаху предписывал трудами рук своих, и скитская нищета стала преданием в его обители. Немудрено поэтому, что подвижник не признавал материальную милостыню и благотворительность вообще монашеской обязанностью. Безмолвие и нестяжательность освобождали инока от этого [...], раз тот без лжи и, смело глядя в лицо, может сказать: не имею [...]. Инок-нестяжатель легко мог заменить милостыню другими подвигами, если он из числа опытных - увещанием и утешением брату в скорби и нужде, если новоначальный, то безропотным терпением обид. Однако преподобный Нил предписывает принимать странника, ищущего приюта, и снабжать его хлебом, предписывает страннолюбие - простейшую форму благотворительности. [...]

Ученики преподобного Нила не могли отрешиться от традиционных русских суждений о "спасенной милостыне" и быть последовательными. Вассиан Патрикеев, который описывает назначение монашества согласно со своим старцем, а обязанность церковной благотворительности предоставляет епископам, однако пишет, что слова Христа: "аще хощеши совершен быти..." (Мф. 19:21), - являют три всеобъемлющие главизны иноческого жития: "нищету, милостыню и всяко братолюбие и сострадание, к сим же и молитву непрестанную с воздержанием и бодростию"60. [...]

Преподобный Пафнутий Боровский (+1477), в обители которого принял пострижение преподобный Иосиф Волоцкий, "один из любопытнейших характеров в древнерусском монашестве", по замечанию профессора В.О.Ключевского61. Пафнутий наследовал от своего учителя одну черту - выдающуюся духовническую опытность, уменье употреблять милосердие и строгость, где нужно то или другое. По словам Иосифа, преподобный Никита "презирал хотящая быти" и поведал тайные помыслы братии. "Бяше же щедр и милостив, егда подобает, и жесток и напрасен, егда потреба"62. Пафнутий был духовником и братии, и мирян и известен был своею опытностью в наложении епитимий. [...] Беседа Пафнутия как к инокам, так и к мирским всегда была проста и чужда человекоугодия. Всегда он говорил по Божию закону и сказанное исполнял делом. [...] Независимость и нелицеприятие преподобный Пафнутий проявлял в отношении к своим духовным детям, какой бы высокий пост они не занимали. Юрий Васильевич, князь Дмитровский, брат великого князя Ивана III, был духовным сыном боровского подвижника "и много время душею ко отцу приходяше". Князь Юрий сам рассказывал, в каком настроении он шел обычно на исповедь: "коли пойду на исповедь ко отцу Пафнутию, и ноги у мене подгибаются". Жизнеописатель добавляет: "толико же бысть добродетелен и богобоязлив князь"63, а мы добавим: так безбоязнен и строг к духовным детям был преподобный Пафнутий.

Благотворительность боровский подвижник считал обязанностью монастыря. Во время голода он сам пропитал множество народа - "всех окрестных", "яко до тысящи на всяк день и множае собиратися". В обители не осталось никаких запасов, но в следующее лето молитвами святого "и слез ради нищих умножение плодом Господь дарова"64. В монастыре был обычай кормить и "учреждать" гостей, в том числе и мирских посетителей65. Когда умирал подвижник, его ученик, оставивший превосходные записки о последних днях учителя, просит повеление написать завещание о монастырском строении. И преподобный дает это завещание. В нем он предписывает монастырю обязательную благотворительность и вместе неизменное соблюдение монастырского устава и церковного правила. "Трапезы от любостранна (странника) не затворите, о милостыни попецетеся, просяща потребная тща не отпустите... Соборныя молитвы не отлучайтеся никакою нужею разве немощи, весь устав и правило церковное кротко и немятежно и молчаливо и просто рещи, якоже мене видите творяща, и вы творите"66. Ученик спрашивает умирающего учителя о месте его погребения. Назначив это место, преподобный Пафнутий прибавил, "а гроба не купи дубова, на ту шесть денег колачей купи, да раздели нищим; а мене лубком оберти да, под страну подкопав, положи"67.

Школа преподобного Пафнутия Боровского заметно сказалась на его ученике преподобном Иосифе Волоцком. Иосиф прежде всего выдающийся духовник. Поселившись в волоколамских пределах, он быстро прославился. Строгость жизни, доброгласие в церковной службе, широкая начитанность вместе с поразительной памятью и находчивостью ("богодухновеннаго писания все памятию на край языка имый"), привлекательная наружность вместе со скромной, чисто монашеской осанкой и искусством в обхождении - все это привлекает внимание местной аристократии к подвижнику, который и сам был родовит. "И мнози князи и бояре приходяще к игумену Иосифу на покаяние"68, т.е. выбирают его себе в духовные отцы. Из князей, бывших духовными детьми преподобный Иосифа, известны: Борис Волоцкий и Юрий Дмитровский Васильевичи, братья великого князя Ивана III, и Иван Борисович Волоцкий. Некоторые из волоколамских бояр, "иже от палаты княжа", из воевод "и воинов честных" также просили Иосифа быть их духовным отцом69. На исповедь к нему стремились и женщины. Хотя волоколамская обитель, как и боровская, была невходна женам, однако это не помешало княгиням и боярыням иметь преподобного Иосифа своим духовным отцом. Между волоколамским игуменом и его духовными дочерьми установились своеобразные сношения: женщины исповедают грехи свои письменно и с радостью принимают ответ преподобного, не умевшие писать сказывали грехи своим домовым священникам и посылали их к Иосифу70. Подвижник отвечал на письменные или устные просьбы своих духовных чад обоего пола и писал им послания. Памятником письменных сношений преподобного Иосифа с духовными детьми служат дошедшие до нас "послания Иосифовы о епитимиях к вельможам, в мире живущим, детем его духовным". Они свидетельствуют, как строга была та покаяльная дисциплина, которой хорошие духовники подвергали мирян, впавших в тяжкие грехи, насколько была высока и непререкаема власть духовного отца71.

Преподобный Иосиф был выдающийся печаловник - "немощным спострадателен" В своих посланиях и личных беседах со знатными мирянами он заступается за холопов и за крепостных. Он пишет вельможам, наставляя их "восхищенное не по правде отдати", увещевает "помиловать бедных и убогих, иже пусти беша человеческаго утешения"; рабов, которые "гладом тают и наготою стражут", довольствовать, "чтобы с голоду и с наготы, не плакали". При этом он просит господ не забывать, что они одна плоть с рабами, крещены одним крещением, искуплены одною кровию и вместе станут на судище Христовом72 […].

Но главная заслуга преподобного Иосифа пред Волоцкой страной - помощь населению в неурожайные годы. Случилось, что хлеб не родился несколько лет подряд, и наступил "глад крепок". Хлеб страшно вздорожал, и народ питался листьями, корой и сеном - "с скоты едина пища". Коренья ужовника и истолченные гнилушки дерева - "злейши скотьскыя пища" - особенно содействовали развитию желудочных заболеваний. Голодный народ покидал свои дома и расходился в разные стороны. Громадная толпа сошлась и к воротам монастыря. Всех оказалось 7000 человек кроме малых детей. "Иосиф же тогда житница своя разверз по патриарху древле тезоименитому" (подражая библейскому Иосифу). Он велел питать всех, а малых детей поместил в странноприимницу для прокормления. Голодающих детей оказалось более 50 и некоторые из них имели всего по два с половиной года. Бедные крестьяне приводили "отрочат" к монастырю и оставляли их здесь. Когда преподобный распорядился призвать их родителей, ни один не явился, все отказались от своих чад. Пришлось выстроить за монастырем дом и питать детей. "Сия чада, яже не породи, питание (преподобный) милосердною утробою и печашеся о них, акы сам сия породи". Теперь тихая обитель превратилась как бы в торжище. Каждый день множество нищих, убогих и голодных крестьян получали в ней печеный хлеб. Кормилось ежедневно до 400-500 человек. В монастыре поднимается неудовольствие. Келарь приходит к игумену с заявлением, что не осталось ржи даже на пропитание братии. Игумен зовет казначея и велит купить хлеба на деньги. "Казначей же не сказа денег". Тогда преподобный распоряжается, чтобы занимали денег, покупали рожь, но кормили голодающих. [...] Монастырь действительно быстро обеднял: хлеб, деньги, одежда, скот - все было роздано и ничего не осталось. Дело быстро изменяется, когда вмешался "державный", великий князь Василий Иванович. Узнав, что монастырь питает столько народа - покупает, занимает и голодает сам, великий князь "внезапу прииде" в обитель, учредил братию привезенными припасами, а для голодающих отпустил 1000 четвертей ржи, столько же овса и 100 рублей денег; в случае же новой нужды разрешает брать из своего села столько хлеба, сколько потребуется. Примеру великого князя последовали некоторые владетельные, за ними бояре и зажиточные христолюбцы. Со своей стороны подвижник убеждает владетельных князей помогать голодающему народу73. Монастырь без труда теперь прокормил голодающих. Настала урожайная осень, и голодные разошлись по домам. [...]

Надо ли говорить, что преподобный Иосиф был нищелюбив и подавал нуждающимся без отказа? На Успеньев день, храмовой праздник монастыря, в него сходилось более тысячи нищих. Их кормили и награждали каждого "сребренницей". Подвижник заповедал творить эту милостыню и после своей смерти, чтобы не оскудел монастырь "до века"74. Преподобный Иосиф Волоцкий выдающийся благотворитель даже среди древнерусских подвижников.

При его обители был уход за больными мирянами. "Оставшая же на трапезе брашна, передается в одном из житий преподобного его распоряжение, не сохраняти в келарницу, но в отлученный (отделенный) дом убогим и больным отдаяти сия. Усмотрижеся (рассудилось же) ему и се: яко немощнующу человечьству и грубу (бедной черни) нужа подъяти (следует пособлять) и помогати"75. "Отлученный дом убогих и больных" нечто вроде больницы и богадельни. Его устроил преподобный Иосиф, сознавая неотложную нужду благотворительной помощи бедному люду. Где же находился этот дом? Вероятно, в родовом селе Иосифа в Спиридонове, именно во Введенском монастыре, который преподобный устроил, как полагают, по образцу Подольского Введенского монастыря при Троицкой Лавре. Кроме дома для больных и убогих, здесь был так называемый "Божий дом" - глубокая общая могила, в которой погребались умершие безвестной смертью. От главного монастыря Спиридоново находится в двух поприщах - около трех верст, и Введенский монастырь получал от Иосифова все необходимое для содержания. [...]

Преподобный Корнилий Комельский (1537), постриженник Кирилло-Белозерского монастыря, по направлению своих подвижнических идеалов однако близко сходится с преподобным Иосифом Волоцким. Благотворительная его деятельность, описанная подробно в житии, а также и хозяйственная, в значительной степени напомнят нам деятельность преподобного Иосифа. Устраивая свою пустынную обитель, Корнилий превращается в земледельца и в лесу распахивает ниву: "начать тяжарь быти... лес секый, нивы насевая и приходящая приемля и мимоходящая кормяше"76. Он не оставил этой деятельности, и устроив монастырь, и тогда, когда получил для него села и починки со всяким угодьем и с крестьянами. Подвижник вместе с братией продолжали сечь лес и сеять нивы именно в целях благотворительности: "да не токмо сами свой хлеб ядят, но да и неимущих питают"77. А обстраивая свой монастырь, он не забывает поставить и богадельню для мирян. "Созда же, говорит жизнеописатель, и богодельню вне монастыря странным и нищим на покой"78. Житие отмечает мелкую, но характерную подробность, касающуюся краткого пребывания подвижника в Москве. Великий князь Василий Иванович, большой почитатель преподобного, часто приглашал его к столу, а иногда посылал кушанья со своего стола на дом. "Он же сия нищим и маломощным подавая тай"79. Благотворительность Корнилиева монастыря была широкая и щедрая. На храмовые праздники обители многочисленным нищим выдавалась милостыня по рукам, - каждому по деньге, по просфорке и калачу. Случилось, что в монастыре к одному празднику не было денег. Преподобный Корнилий молился Господу, чтоб он послал милость Свою "на братию Свою - на нищих". И утром в самый день праздника великий князь присылает милостыню в монастырь "двадесять рублев с рублем". Преподобный с любовью оделил нищих княжеской милостыней, как бы посланной для них от Бога. В другой праздник преподобный Корнилий раздавал обычную милостыню подходящим к нему "не зрящу на лица, но токмо руку простершему даяше". Пользуясь этим, некоторые нищие подходили за милостыней дважды, иные до пяти раз. Приставники сказали об этом подвижнику, а он ответил: "не трогайте их, они за этим пришли". В тот же день его посетило видение. Светолепный старец преподобный Антоний Великий, праздник которого торжествовала обитель, вывел его на поле, показал ему на одной стороне просфоры, на другой калачи и сказал: "вот твои просфоры и калачи, которые ты роздал нищим". Старец повелел Корнилию подставить свою одежду и начал класть просфоры и калачи; их оказалось так много, что они посыпались на землю. После этого видения преподобный Корнилий дает братии своей заповедь творить неоскудную милостыню не только при жизни его, но и по смерти. В вологодской земле случился голод. Хлеб сильно вздорожал и купить его даже негде было. В монастырь Корнилия стали приходить "от многих стран... страннии и нищи", а из окрестностей мучимые голодом. Преподобный, никому не отказывая, подавал щедрую милостыню ежедневно. Многие приносили своих младенцев и оставляли под стенами монастыря. Подвижник принимает их всех, отсылает в особый дом, и там их питали и покоили. В это тяжелое время запасы обители не оскудевали80. В своем последнем поучении братии преподобный Корнилий распоряжается, чтобы в день его памяти кормили нищих остатками от братской трапезы: "Да егда творите память мою, и оставшая останцы братской трапезы сей подавайте братии Христове - нищим"81.

Устав этого подвижника предполагает благотворительность монастыря, как его обязательное дело. Запрещая самовольную милостыню каждому частному иноку, чтобы под этим предлогом не нарушалась строгость общежития, преподобный Корнилий предписывает трудящимся все сработанное сносить в казну, "ниже в милостыню дают", "милостыня бо в монастыре и нищелюбство обща суть"82.

Преподобный Даниил Переславский ( + 1540), постриженник Боровской обители, также усердный благотворитель. Он был духовным отцом мирян и успешно действовал снисходительным обращением с грешниками, "благим и милостивым рассуждением увещевая"83. Далее в житии говорится: "Страннии же, приходящий в монастырь той, покой у него в келий приимаху. Умерших же различными бедами и поверженных зверем на снедение и сих на раме своем взимаше и в божедомской гробнице полагаше с подобающим пением и Божественную литургию служаше за оных"84. Погребение умерших безвестною смертью было главным видом благотворительных забот переславского подвижника. На месте "божедомской гробницы" для поминовения усопших он поставил сначала церковь, а потом открыл здесь и свой монастырь. Второй его подвиг - это уход за больными. "Некогда же виде вне монастыря три мужи клосны (увечные) и болезнены вельми у ограды повержены. Ихже повеле взяти в монастырь и покоити их. Мнози же ведуще нищелюбие, и приношаху нужных (несчастных) человек и болезненных и от зверей уязвляемых, убожества же, ради неимущих, чим питати их ни врачевати, и сих поверзаху у монастыря. Он же с радостию взимаше их в монастырь препитая, и врачевати веляше"85. Таким образом не будет большой неточностью сказать, что монастырь преподобного Даниила превратился в больницу и богадельню. Случился голод в переславских пределах. Хлеба стало мало даже на торгу. В обители преподобного Даниила было тогда немало братии "и мирян довольно", и потому монастырские запасы быстро истощились. Преподобному донесли, что муки мало, не хватит на неделю, а до нового хлеба оставалось еще около восьми месяцев. Подвижник "сам прииде к житнице и виде муки мало, вящше триех оков86. И тогда прииде к нему вдовица убога и хотяше умрети от глада и с чады своими. Святый же наполни мешец муки и отпусти ю. И повеле келарю останком муки тоя приходящих ту алчных и жадных насыщати. И бысть тако: питахужеся в монастыри и в селе их людие останком тем и до новаго хлеба неоскудно благодатию Божиею и молитвами преподобнаго Даниила"87.

[...] Заволжские подвижники или Белозерские старцы неизвестны своей благотворительной деятельностью. И понятно: в их пустынных скитах и отдельных лесных кельях не было средств для этого; среди них, как исключение едва ли не единичное, был богатый инок - князь Вассиан Патрикеев. [...] Заволжская партия выставила целый ряд обличителей-печаловников. Преподобный Мартиниан, небоязненно обличавший своего духовного сына Василия Темного, печалуясь за опального боярина, был Белозерец, ученик преподобного Кирилла. [...] Игумен Порфирий, заволжский пустынник, насильно поставленный Василием III в троицкие игумены, печалуется пред ним за вероломно схваченного Новгородсеверского князя Василия Шемячича, последнего удельного князя на Руси, умершего в московской темнице. Великий князь не послушал смелого обличителя-печаловника, прогневался и лишил Порфирия игуменства. А тот, отрясши прах от ног своих, в бедной одежде и пешком отправился в свою вожделенную пустыню за Волгу88. Феодорит, постриженник соловецкий, одно время подвизавшийся в Кирилло-Белозерском монастыре и в Порфиевой пустыни, печаловался перед Грозным за бежавшего в Литву князя Курбского - своего духовного сына, но, разумеется, без успеха89. [...]

Читатель видит, что мы не довели свою историческую справку до новой истории, до конца XVII в., а вместе и до конца Древней Руси; да и на пространстве от XI в. до середины XVI в. пропустили много святых имен, не обозрели целый ряд житий. Это, конечно, правда: автор сделал только то, что успел. Но он собрал и изложил здесь главное. В середине XVI в. собственно кончается история древнерусского монашества. Следующие полтора века прибавили ряд подвижнических имен, но не дали новых общих явлений. А на пространстве взятого периода автор останавливался на главных моментах в истории русского монашества: не пропустил ни Феодосия Печерского, ни Сергия Радонежскаго, ни Иосифа Волоцкого, не умолчал и о Ниле Сорском.

На каких же сторонах своей жизни древнерусский мир видел помощь из святых обителей, от преподобных, просиявших в Русской земле? Да на всех решительно. На религиозно-нравственной - в молитве, учительстве, духовничестве и миссионерстве подвижников, на социальной и политической - в печаловании за осужденных, в обличении насильников и миротворчестве враждующих князей; на экономической - в монастырской благотворительности разных видов. Общежители или пустынножители - русские подвижники - все несли службу миру, кто какую мог, то учительным словом к темному народу, то всенародным обличением московского самодержца, то куском хлеба умирающему ребенку, оставленному под монастырской стеной своими голодными родителями, то прокормлением целых тысяч голодающего народа, то уходом за больными и увечными бедняками и устройством для них богаделен при монастырях [...].

1. Голубцов, Сергий, протодиак. Троице-Сергиева Лавра за последние сто лет. Монашество и его проблемы. События и лица. Устав Лавры. (Обзор и иследование). М., 1998. С. 63.
2. [...] Житие Феодосия, игумена Печерского, списание Нестора, по харатейному списку XII в. Московского Успенскаго собора (далее: Житие преподобного Феодосия)// Чтения в Обществе любителей истории и древностей российских, М., 1899, Кн. 2. С. 54. Также см.: Патерик Киево-Печерский. Изд. Яковлева. - Памятники русской литературы. Одесса, 1872. С. 19. (далее: Яковлев). Оставляя братию, подвижник говорил: "Живите же о собе и поставлю вы игумена, а сам хочу в ону гору ити един, якоже и преже бях обыкл уединився житии". - Летопись по Лаврентьевскому списку (далее: Лаврентьевская летопись). 3-е изд Археографической комиссии, СПб., 1872. С. 154. Ср.: Яковлев. С. 74.
3. Лаврентьевская летопись. С. 205.
4. Слово святого Феодосия о терпении и о любви// Ученые Записки Академии Наук, СПб., 1854. Т. П. Ч. 2. С. 204-205.
5. Житие преподобного Феодосия. С. 75-77; Яковлев. С. 51-53.
6. О последнем можно судить по поучениям мирянам, надписанным именем преподобного Феодосия, хотя их подлинность и оспаривается некоторыми учеными.
7. Лаврентьевская летопись.
8. Лаврентьевская летопись. С. 205
9. Житие преподобного Феодосия. С. 73. […]; ср Яковлев. С. 38-39.
10. Завещание игумену. - Migne J.-P.Patrologiae cursus completes. Series graeca (далее: Р.М.). Paris, 1857-1866, Vol 99, col. 1821, №21; см. перевод в книге Е.Е.Голубинского. История Русской Церкви. М., 1880, Т. I. Ч. 2. С. 683.
11. Житие преподобного Феодосия. С. 75-76; ср. Яковлев С. 41.
12. Похвала преподобному Феодосию. - Яковлев. С. 64; Житие преподобного Авраамия Смоленского// Православный Собеседник, 1858, №3. С. 142, 383; Кирилл Туровский. - Памятники российской словесности XII ст. (далее; Памятники российской словесности XII ст.). Издание К.Ф.Калайдовича. М., 1821. С. 126-127; Новгородская летопись, 2-я и 3-я. - Полное собрание русских летописей. СПб., 1879, Т III. С. 79.
13. Житие преподобного Феодосия. С. 95; Яковлев. С. 62.
14. Яковлев. С. 101. Может быть, преподобный Никола принимал на себя и обязанность печалования. По крайней мере, к умирающему подвижнику его врач обращает следующие слова: "и кто напитает много чад требующих, и кто за ступит обидимых, кто помилует нищих?". Там же. С. 103.
15. Яковлев. С. 123, 137, 152-158.
16. Там же. С. 123.
17. Там же. С. 130, 183.
18. Там же. С. 156.
19. Подробности см. в нашей статье "Значение Печерского монастыря в начальной истории русской церкви и общества"// Богословский Вестник, 1886, октябрь и отдельный оттиск.
20. Феоктист, игумен Печерский, духовный отец князя Давида Игоревича и его княгини (Летопись по Ипатьевскому списку, далее - Ипатьевская летопись. Издание Археографической комиссии, СПб., 1871, 1112 г. С. 197); Адриан, игумен Выдубецкого Михайловского монастыря, духовный отец великаго князя Рюрика Ростиславича (Там же, 1190 г. С. 448); Симон, игумен Владимирского Рождественского монастыря, духовник великой княгини Марии, жены Всеволода III (Лаврентьевская летопись. 1206 г. С. 403; ср. Летописец Переяславля Суздальского. Издание князя М.Оболенского. М., 1851. С. 108); Пахомий, игумен Ростовского монастыря св. Петра, духовник князя Ростовского Константина Всеволодовича (Там же. 1214 г. С. 416); Кирилл, игумен Владимирского Рождественского монастыря, духовник князя Василька Константиновича (Там же. 1231 г. С. 433-434). Кроме поименованных, можно назвать еще предположительно черноризца Иакова, написавшего послание духовному сыну своему Димитрию (по предположению Преосвященного Макария - великому князю Изяславу Ярославичу (Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. СПб., 1857, Т. II. С. 156, 339-342).
21. Известен положительно за весь период только один княжеский духовник из бельцов; поп Семион, духовный отец великого князя Ростислава Мстиславича (Ипатьевская летопись. 1168 г. С. 362-364) и, предположительно, - Иоанн, духовник князя Всеволода Юрьевича (Лаврентьевская летопись. 1190 г. С. 387).
22. Игумены печерские преподобные Феодосии и Стефан, как было упомянуто, состояли духовниками киевских бояр. Инок Зарубской пещеры Георгий пишет послание своему духовному сыну, знатному юноше (Срезневский И.И. Сведения о малоизвестных и неизвестных памятниках. СПб., 1864, Вып. 1. С. 54-57).
23. Вопрошание Кирика. - Русская историческая библиотека. Т. VI. С. 47-48.
24. Лаврентьевская летопись. С. 250; Ипатьевская летопись. 1097 г. С. 170.
25. Лаврентьевская летопись. С. 265; Ипатьевская летопись. 1101 г. С. 181.
26. Ипатьевская летопись. 1157 г. С. 335.
27. Житие преподобного Варлаама. Издание Общества любителей древней письменности. СПб., 1879. С. 10-11.
28. Лаврентьевская летопись. С. 282; Ипатьевская летопись. С. 210. Вот примеры, когда иноки вместе с представителями высшей иерархии выступали в роли миротворцев: игумен Спасского на Берестове монастыря Петр вместе с митрополитом Кириллом и Черниговским епископом Порфирием II в 1230 г. (Лаврентьевская летопись. С. 433); Ефрем, игумен Богородицкого монастыря, вместе с Порфирием I, епископом Черниговским, ездили для мира к владимирскому князю Всеволоду, и тот задержал их на два года (в 1177 г. - Ипатьевская летопись. С. 411); Михаил, игумен Отроча монастыря, вместе со Смоленским епископом Игнатием в 1206 г. (Лаврентьевская летопись. С. 40).
29. Лаврентьевская летопись. 1096 г. С. 222.
30. Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия Чудотворца и похвальное ему слово, написанное учеником его Епифанием Премудрым в XV в. (далее: Житие преподобного Сергия). Издание Общества любителей древней письменности, СПб., 1885. С. 43; Полное собрание русских летописей, изданное Археографической комиссией. СПб., 1859, Т. VII. С. 62.
31. Житие преподобного Сергия. С. 35; ср. Похвальное слово. С. 150, 155-156.
32. Житие преподобного Сергия. С. 74-75.
33. См. речь профессора В.О.Ключевского на том же академическом торжестве в память юбилея преподобного Сергия (Богословский Вестник, 1892, ноябрь) - Значение преподобного Сергия Радонежского для русского народа и государства.
34. Житие преподобного Сергия. С. 138-139.
35. Похвальное слово. С. 148.
36. Житие преподобного Сергия. С. 108-109: ср.: Симон Азарьин. "Книга о чудесах пр. Сергия" (далее: Симон Азарьин). Издание Общества любителей древней письменности. СПб., 1885. С. 14.
37. Житие преподобного Никона. Издано в Москве в 1646 г. Л. 188 об.
38. Симон Азарьин. С. 18.
39. Симон Азарин. С. 3-4.
40. Герберштейн С. Записки о Московии / Пер. с лат. И.Анонимова СПб., 1866 С. 68.
41. Житие преподобного Мартиниана Белозерского. Рукопись Волоколамской библиотеки, №564. Л. 234 об.-236.
42. Там же. С. 63. В похвальном слове преподобному Димитрию говорится: "Радуйся милостыни рачитель... Радуйся ум свой к Господу имея и сердце пригвождая в молитвах день и нощь, радуйся болящим врач и скорый посетитель, радуйся вдовицам питатель, сиротам же и нищим и странным и бескровным тихое пристанище" (Там же. С. 75-76) Преподобный Евфимий Суздальский (+1404) также известен своею благотворительностью. Однако его поздний жизнеописатель, характеризуя подвижника с этой стороны, дословно списывает приведенные выдержки из жития преподобного Димитрия Прилуцкого, только с необходимыми выпусками/ (Житие преподобного Евфимия. Рукопись Волоколамской библиотеки №628. Л. 66 об.- 67). В похвальном слове (Там же. Л. 76 об,- 77 об.) подобные же заимствования из похвалы преподобному Димитрию.
43. Житие преподобного Павла. Рукопись Волоколамской библиотеки №659. Л. 195, 208.
44. Там же. Л. 192 об.- 193.
45. Там же. Л. 204. "Нищим милостыню с тщанием подая, бяше бо зело милостив".
46. Житие преподобного Кирилла. Рукопись Волоколамской библиотеки №645. Л. 480 об.- 481.
47. Ради благочестивого игумена князь Юрий Дмитриевич Звенигородский отпускает однажды весь полон. Там же. Л. 458 и об.
48. Там же Л. 462 об - 463
49. Акты исторические, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1841, Т. I. С. 383.
50. Житие преподобного Авраамия. Рукопись Троице-Сергиевой Лавры №625 (здесь и далее ГБ РФ, фонд 304, Главное собрание библиотеки Троице-Сергиевой Лавры - прим ред.) Л. 310, 311 об., 321 об.- 323. Подвижник поучает братию пред смертью - "страннолюбия не забывать" (Там же. Л. 330)
51. В дальнейшем изложении мы не станем говорить о древнерусских иноках-миссионерах. Напомним только теперь читателю, что участие монашества в деле распространения христианской веры на нашем севере до XVII в. было гораздо более значительно, чем участие иерархии [...]
52. Житие преподобного Дионисия. Рукопись Троице-Сергиевой Лавры №603. Л. 35 Это наставление буквально повторяется в житии преподобного Григория Пельшемского - Великие Минеи-Четии, собранные Всероссийским Митрополитом Макарием (далее - Великие Минеи-Четии). Издание Археографической комиссии, СПб., 1868 30 сентября, стлб. 2273.
53. Рукопись Троице Сергиевой Лавры №603. Л. 38-39.
54. Там же. Л. 36 об.- 37 об.
55. Великие Минеи-Четии. 30 сентября, стлб. 2278. Ср.. Похвальное слово. Стлб. 2294. Благотворительная деятельность подвижника описывается в дальнейших словах жития почти буквально приведенными выше словами из жития преподобного Димитрия Прилуцкого, которые можно даже признать житийно-типическими.
56. Там же. Стлб. 2278. [...]
57. Там же. С. 77. Преподобный Евфросин завещал братии не забывать страннолюбия после его смерти.
58. Житие преподобного Иосифа Волоцкого, составленное неизвестным, изданное К.И.Невоструевым // Чтения в Московском Обществе любителей духовного просвещения, М., 1865, Вып. 2. С. 117-118.
59. Предисловие на книгу блаженного отца Нила Сорского (его ученика Иннокентия Охлебинина), см.: Предание учеником своим о жительстве скитском преподобного Нила Сорского (далее: Предание учеником) Издание Козельской Оптиной пустыни М., 1849. С. XXI.
60. Послание инока князя Вассиана Патрикеева// Православный Собеседник, 1803, №3. С. 108, 185 и 207.
61. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. С. 207.
62. Отвещание любозазорным - Великие Минеи-Четии. 9 сентября, стлб. 559.
63. Житие преподобного Пафнутия. С. 136.
64. Там же. С. 141.
65. Там же. С 140.
66. Записки Иннокентия. С. 446-447.
67. Там же. С 451.
68. Житие преподобного Иосифа С 22.
69. Там же С. 95-97, 141, ср. Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел М , 1813, Ч 1, №132 С 343 (Духовная князя Ивана Борисовича).
70. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. С. 113-114.
71. См. наш очерк Древнеруский духовник: Исследование по истории церковного быта. С. 56-61, 106-115.
72. Хрущев И. Исследование о сочинениях Иосифа Санина, преподобного Игумена Волоцкого СПб., 1858 С. 90-94, 99; Смирнов С. Древнерусский духовник С. 114-115.
73. Сохранилось послание преподобного Иосифа к дмитровскому князю Юрию Ивановичу. Подвижник убеждает князя питать народ во время голода, уставить цену на хлеб и наказывать тех, которые дорого его продают. (Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией. СПб., 1846, Т. I, №216).
74. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. С. 49-52, 113-135, 174-175.
75. Там же. С. 144.
76. Житие преподобного Корнилия. Рукопись библиотеки Троице-Сергиевой Лавры №676. Л. 513 об.
77. Там же. Л. 530.
78. Там же. Л. 516.
79. Там же. Л. 527 об.
80. Житие преподобного Корнилия. Рукопись библиотеки Троице-Сергиевой Лавры №676. Л. 520 об.- 522 об.
81. Там же. Л. 537. Жизнеописатель приводит стереотипную характеристику подвижника как благотворителя: "бяше же нагим одежда, печальным утешение, бедным помогая", - ту характеристику, которую мы видели уже в житиях преподобного Димитрия Прилуцкого, Евфимия Суздальского, и Григория Пельшемского. В похвальном слове преподобному Корнилию читаем: "Радуйся милостивый, страннолюбивый Корнилие, малыми убо брашны по время гладное мног народ во своей обители прпитал еси, а брашна наипаче множахуся молитвами твоими".
82. Там же. Л. 558; Амвросий (Орнатский), архим. История Российской иерархии. М., 1812, Т. IV. С. 683. Новопоступившему в монастырь дается такое предписание: "А в монастыри живущим братьям никому ничего в любовь не дает, ниже мирским, ни в милостыню странным, ниже покупает кому что" (С. 702-703). Преподобный запрещает каждому иноку в частности принимать от мирян милостыню: "Ниже милостыню кому себе, или ино что от кого приимати или самим творити (т.е. милостыню), но вся обща бывают" (С. 697).
83. [...] Сборник XVIII в. поморского письма, принадлежащий профессору В.О.Ключевскому. Л. 276 об. - 277.
84. Там же. Л. 277.
85. Там же. Л. 281 и об.
86. Оков - мера сыпучих тел: четвертая часть бочки или кади.
87. Там же. Л. 280 и об.
88. Курбский А., кн. Сказания князя Курбского (далее: А.Курбский). Изд. 2-е. СПб, 1833. С. 127-128. Ср.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1-е изд Общества Общественной Пользы, М., 1851, кн. 1. С 1648-1650.
89. Курбский А. Цит. соч. С. 126-127, 140-141. Курбский не знает, как умер его заступник и духовный отец: от одних он слышал, что Грозный велел его утопить в реке, другие говорили, что преподобный почил "тихою и спокойною смертию о Господи". О печаловании можно читать в исследовании Янковского Печалование духовенства за опальных// Чтения в Обществе истории и древностей российских. М., 1876, Кн. 1; а также в Курсе церковного права Павлова А.С. С. 501-502, особенно обстоятельно в диссертации Малинина В. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послания. С. 682 и далее. [...]

---