взлом

Церковное душепопечение в тюрьме1

Священник Игорь Александров,
церковь св. пророка Илии, на Пороховых,
настоятель храма прп. Серафима Саровского

в мужской колонии №7. 31 января 2003 года

Не знаю, конечно, какую помощь в мужской тюрьме со­бравшиеся здесь могут оказать, поэтому я просто проинфор­мирую о том, что имеет место в той колонии, в которой меня Господь поставил служить.

Я являюсь клириком храма св. пророка Божия Илии, что на Пороховых, и одновременно настоятелем храма прп. Сера­фима Саровского в мужской колони № 7. Это рядом с ныне созидающимся Ладожским вокзалом. Какая специфика служе­ния? Конечно, я не могу говорить обо всех осужденных, пото­му что в колонии 1500 осужденных. На службы, в лучшем слу­чае, приходят 30 человек. Это примерно такой же процент, как среди молодых мужчин их возраста на воле. Понятно, что я недостаточно хорошо знаю колонию как целое.

Первое, что бросается в глаза - это стадность. Колония — это не отдельные камеры, как в изоляторе, как в Крестах, а это барачного, казарменного типа помещения, отряды, так назы­ваемые, где стоят нары в 2-3 ряда. В каждом таком отряде со­держатся 100-150 осужденных. Даже если у человека появ­ляется желание пойти в церковь, сразу появляются вопросы.

Один ты не проживешь там. Нужно иметь всякие дружеские связи, начиная от соседа по нарам, который безропотно будет терпеть неудобства с твоей стороны, и обязательно со старши­ной отряда. Это вообще самый страшный начальник, страш­нее начальника колонии. Как в армии ефрейтор. И целый ряд других людей: кто-то в столовой, кто-то в медсанчасти - со всеми нужно поддерживать нормальные отношения, чтобы выживать. Вот ты пошел в храм, и сразу начинаются вопросы: «А чего ты туда пошел? А чего тебе не хватало? Мы-то не хо­дим». Это один момент этой стадности.

Второй момент: это общество разделено на касты. До сих пор практикуются дикие языческие ритуалы опущения. Тако­му человеку нужней всего и хочется более всего какого-то со­чувствия, психологической поддержки. Это в числе наших при­хожан всегда присутствует. Как быть остальным, если он по­шел в это место, куда ходят неприкасаемые? Он с ними общается, с ними причащается, он с ними вместе чай пьет и так далее. Как к нему по возвращении в отряд будут относить­ся? Его, по идее, должны записать в те же неприкасаемые. То есть, определенный вызов этому стаду человеческому он бро­сает, когда приходит в храм, а тем более, если становится там прихожанином. Это одна специфика. А вторая специфика то, что, слава Богу, люди там не задерживаются. Особенно те, кто начинает посещать храм. Храм домовой, небольшой совсем. Я там 8-ой год и у меня сейчас 6-ой староста, который в июне освободится. Где-то по 1,5 года, от силы, человек бывает ста­ростой. И не только староста. Староста — это тот, кто расписы­вается, сдает дела, и про которого я точно знаю, а средний срок жизни прихожанина — 1,5 года. Где такое может быть? Только, наверное, в армии. Если в армии есть храмы на основательной приходской жизни, то там такая же ситуация. Человек пришел, его чему-то научили, он только-только начал читать по-сла­вянски, только понял, как нужно службу организовывать, и все - освободился. Вот такая специфика.

Что в условиях этой специфики удается сделать? Если храм — значит обязательно совершается Литургия. Сначала я пытался совершать Литургию каждый месяц, даже чаще. Но потом я пришел к выводу, что этим людям больше нужна беседа, более личный контакт, исповедь. Поэтому в прошлом году я служил Литургию всего 8 раз, но зато я 6 раз туда приходил с запасными дарами. И не в медсанчасть, а сюда, к себе в храм, когда можно было без лимита времени исповедоваться, а по­том, когда уже все прошли исповедь, их причастить, потому что Литургию нельзя растягивать до бесконечности, она дик­тует некий ритм. Помещение маленькое, поэтому исповедь совершается прямо в алтаре, благо храм мужской, иконостас глухой, это отдельное помещение. Представьте себе, в наших храмах исповедь, да? Там никто даже говорить так не будет. Тут же рядом сидят или стоят люди. А так, все-таки за перегоро­дочкой, отдельно.

Несколько лет назад начались анализы на ВИЧ. Прав­да, сейчас говорят, что первые анализы, которые делали, они несовершенны, может, их надо переделывать. Но с этого вре­мени пошла история с ВИЧ-отрядами. То есть, сначала ВИЧ-инфицированных содержали в отдельных отрядах. Все это было на моих глазах, началось совсем недавно. В 1999-м году появился такой отряд. Сначала их было 40, потом 60 чело­век. Сейчас по колонии человек 600 из 1500 человек. Это 600 ВИЧ-инфицированных. Понятно, что, в основном, это наркотики; шприцы этому причина. Они занимают два от­ряда полностью. Это некая тюрьма в тюрьме. Кроме того, ВИЧ инфицированные есть практически во всех отрядах. От­ношение за эти годы начальства, старшин стало спокойнее. Современная эпидемиологическая наука наша уверяет, что заразиться можно только в прямом контакте с горячей, жи­вой кровью. Поэтому, даже если у него там язвы какие-то или что-то попало на кожу — это, в общем, не опасно. И до некоторой степени эта напряженность ушла. А вначале ба­рак был совершенно отдельно, он был просто отгорожен от­дельным забором. Хотя эта неполноценность проявляется в том, что, в основном, там люди хотят работать. Там есть та­кие законники, которые по своему статусу работать не дол­жны, не могут и считают ниже своего уровня. Я с ними не общался. В основном, люди хотят работать, потому что ра­бота — это возможность как-то списать иск, возможность говорить об условном досрочном освобождении. За рабочие места есть некая конкуренция. Люди с ВИЧ в этой очереди на последних местах.

Что мы делаем для них? Естественно, в храме они себя чувствуют полноправными людьми, они также причащаются. Сначала, по договоренности с прихожанами, делали так, что сначала причащаются неинфицированные, потом инфициро­ванные, чтобы спокойнее было. Сейчас уже официальных объявлений таких не делается, такого разделения нет. Начиная с прошлого года, Господь послал человека (все же через чело­века делается). Это сотрудник нашего храма, не просто даже член общины, а сотрудник храма, мирянин, взял на себя такой труд. Он в храме у нас организует показ православных видео­фильмов, что является очень хорошим проведением досуга. Это способствует и созданию общины: можно обсудить, побеседо­вать после просмотра. Эту деятельность он перенес на коло­нию. Тридцать раз побывал он с этими видеофильмами. А где их показывать, поскольку это днем? Только на нерабочих от­рядах, то есть для этих самых ВИЧ-инфицированных.

Возвращусь к теме, что там за контингент. Конечно, это люди, которые, кого хочешь, раскусят и кого хочешь выведут на чистую воду. Потому что, во-первых, это коллективный ра­зум: если он сам чего-то не додумает, ему там умные люди под­скажут, что написать в письме на волю, например, чтобы вы­жать то, что требуется. Есть контингент, который, видимо, зна­чительную часть составляет. Это очень малообразованные люди. Они и в смысле этическом, конечно, необразованные. Для меня были потрясающи откровения одного человека. Я, пока туда не попал, помнил вечный принцип, что нужно всем объяснить, что такое добро, что такое зло. Господь каждому в душу заглядывает и подсказывает, когда ты совершаешь злые поступки и когда добрые. Именно там я услышал такое при­знание, когда немолодой человек совершенно искренне созна­вался, что и суд помог и то, что он услышал некие слова, юри­дические оценки своего поступка. «И после этого, придя в храм, — говорит он, — я понимаю, что есть добро, и есть зло. А воспи­тывался я прагматически: нужно достигнуть цели, а все осталь­ное не имеет значения. Какое добро, какое зло? Такого быть не могло». То есть, с таким удивлением человек мне это рассказывает. Он это понял, хотя бы до рассудочной степени. Уж не знаю, как это скажется на его дальнейшем духовном пути. А еще полнейшая необразованность во всех остальных отноше­ниях. Хотя телевизор, вроде бы, все смотрят, но подчас прихо­дится отвечать на самые простые вопросы по гигиене, про то, о чем дети знают. То ли люди выросли в детских домах, то ли где-то на улице. Самые элементарные вопросы. Говорят, ког­да-то было в России, что Церковь была центром и медицин­ских знаний, а к священнику обращались со всеми вопросами до эпохи земских врачей.

 


Александров И., свящ. Церковное душепопечение в тюрьме // Милосердие и профессионализм. Сборник стенограмм, докладов и бесед семинара по христианской диаконии. - СПб: Издание Санкт-Петербургской благотворительной организации «Покровская община», 2003. С. 161-165.

 

Структура пособия

Смотрите дополнительные материалы на канале YouTube