Социальное служение Русской Православной Церкви - [электронный ресурс]:

Метод духовно ориентированной эмоционально-стрессовой психотерапии в форме целебного зарока на православной основе¹

Духовно ориентированная эмоционально-стрессовая психотерапия в форме целебного зарока на православной основе начинается с первичного приема. Первичный прием – не формальность, не статистическое анкетирование, он является важнейшим подготовительным этапом к лечению. Рассказ о внутренней картине болезни и переживаниях, связанных состоянием пациента, становится для него своего рода формой исповедования перед врачом конкретного укоренившегося в душе и теле греха.

Большинство людей не считают свою патологическую зависимость болезнью, не признают себя больными. То, что при такой самооценке они вся таки обратились за помощью к врачу, является знаменательным событие свидетельством того, что не столько по разуму, сколько по совести они чувствуют себя грешниками, настроенными на преодоление мучающего их недуга. От психотерапевта требуется поставить наряду с развернутым клиническим диагнозом общий духовный диагноз по святоотеческой шкале страстей, определить этиологию страсти чревоугодия, выявить мотивы формирования установки на исцеление, оценить реабилитационный потенциал  и сделать прогноз результатов лечения. Завершается эта стадия необходимыми духовно-нравственными и врачебными советами, а также рекомендациями по прохождению психотерапевтического и церковного этапов лечения. Особый акцент делается на том, что лечит врач, а исцеляет Господь. При необходимости рекомендуется дополнительное стационарное лечение в условиях специализированной наркологической клиники².

Огласительная беседа врача-психотерапевта строится в традициях рациональной психотерапии. Опыт духовно полезной беседы и церковного красноречия предлагает правила бережного соблюдения свободы человеческой воли и учит не только доказывать верность оценок тех или иных явлений, но и изъяснять их. Изъяснять – значит выявлять те идеи и побуждения воли, которые созвучны душам слушателей.

«Церковное красноречие – зародилось в первые века христианства среди апостолов, из которых многие были блестящими ораторами. Умение красноречиво проповедовать вызывалось требованиями тогдашней культуры, находившейся под влиянием греко-латинских писателей. Проповедник должен смотреть на церковное красноречие как на особый вид служения делу религии, распространения и укрепления христианства, должен вызывать у слушателей высокие стремления к добру и вечному спасению, для  чего церковное красноречие дает целый ряд правил и наставлений. Правила эти унаследованы были от великих ораторов церкви: Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Василия Великого. Церковное красноречие у этих  корифеев было двух родов: genus deliberativum, genus demonstrativum, т. е. учительно-совещательное и торжественно-панегирическое. В церковном красноречии употребляются особые приемы:

1) повторение с целью сгустить краски и приковать внимание;

2) противоположение и антитеза двух событий, например, Ветхого и Нового Завета;

3) обращение к изображенному с патетической восторженностью;

4) восклицание для отражения подъема души проповедника;

5)     переход речи в гимн, в богослужебное песнопение, в акафист;

6) сравнения и уподобления;

7) эпитеты, тропы, фигуры, метафоры, гиперболы, словом, все виды поэтической речи;

8) музыкальность речи и переход в поэзию»³.

Беседа-проповедь как метод воздействия представляет собой духовно-полезное разъяснение и убеждение, т. е. воздействие на сознание личности через обращение к ее собственному критическому суждению. В результате слушатель путем сравнения и логического упорядочения информации приходит к новым для себя выводам путем свободного волеизъявления. Беседа состоит из двух взаимопроникающих частей. В одной освещаются медицинские аспекты проблемы зависимостей, в другой – духовные.

Медицинская часть беседы содержит объяснение механизмов лечебного действия метода духовно ориентированной психотерапии в форме целебного зарока на православной основе, т. е. понятие о резервных возможностях человека и включении их в момент психологического и нейрофизиологического стресса, что приводит к значительному усилению обмена веществ, функций опиатной и других нейро-медиаторных эндокринных систем головного мозга, снижению и даже исчезновению проявлений физической и психической зависимостей от алкоголя, наркотиков, курения, азартных игр и др. По каждой конкретной нозологической форме заболевания (виды плотоугодия или чревоугодия по церковной терминологии) даются ясные и четкие разъяснения о нейрофизиологических механизмах его развития⁴.

Обогащает беседу упоминание о верующих великих русских врачах и ученых. Так, например, великий хирург Н. И. Пирогов молился и просил у Бога помощи перед операцией. Регулярно молились и посещали Божественную Литургию врачи династии Боткиных, старший из которых является мировым светилом терапии внутренних болезней, а младший – личным врачом императора Николая II и его семьи, принявшим мученическую смерть вместе с царственными страстотерпцами. Лауреат Нобелев­ской премии академик И. П. Павлов молился перед прочтением лекции чисто научного содержания слушателям и врачам Военно-медицинской академии. В тяжелые для церкви времена он отстоял храм в Колтушах от разрушения и даже не позволил снять с него колокол. И это во время страшных атеистических гонений на Церковь. Проезжая в трамвае возле православного храма, академик Павлов неизменно снимал шляпу и троекратно крестился. При этом за его спиною нередко слышался шепот: «Вот темнота...». Эти великие врачи милостью Божией лечили своих больных, памятуя о Боге, с непрестанной молитвой к Нему.

Неожиданным откровением для пациентов являются понятия о зависимости как гормональной недостаточности; о качестве и содержании ремиссии; о так называемых «неверующих», которые крестятся «под бомбежкой» или «в тонущем батискафе на Тихоокеанском флоте»; об алкоголизме как психической болезни; о том, что главное для врача – это любовь к больному и большой личный практический опыт; о неполноценности современных методов лечения; о незнании и непонимании нынешними врачами и медицинской наукой в целом духовных корней зависимостей; о зависимости как «королевстве кривых зеркал», из которого возможен лишь полный, а не частичный выход; о необходимости тренировки воли путем преодоления лени и «духа праздности»; о неверии многих современных атеистически настроенных врачей в излечение алкоголизма и наркомании; об их собственной склонности к алкоголю; о большой лжи «малых доз»; о «полулжи». И многом-многом другом – рождающем ложь и хрупкость лечебных результатов⁵.

Духовная часть беседы затрагивает вопросы, связанные с духовной зависимостью от наркотиков, приводящей к нарушению незримых связей между духом, душой и телом, - исцеление человека трактуется при этом как восстановление нарушенного триединства. Также в этой части беседы разъясняется святоотеческое учение о восстановлении отношений с любящим Отцом – Богом, о борьбе со «злыми помыслами», о страстях, их болезнетворной и губительной активности, исцеляющем (преображающем) значении Покаяния и Исповеди, о молитвенной помощи в исцелении, о благодатных Таинствах Православной Церкви и, особенно, о смирении человека пред Богом. «Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы. Отрезвитесь, как должно и не грешите; ибо, к стыду вашему скажу, некоторые из вас не знают Бога» (1 Кор. 15: 33-34). Ведь «с кем поведешься, от того и наберешься», - гласит народная мудрость. И еще: «Посеешь поступок – пожнешь привычку; посеешь привычку – пожнешь характер; посеешь характер – пожнешь судьбу».

Этот этап является самым продолжительным в лечении и длится не менее 2-3 часов. Пациенты должны, прежде всего, понять: почему им необходима именно духовно ориентированная стрессовая психотерапия в форме целебного зарока? Правда о болезни, воспринятая как пророчество и глубоко прочувствованная больными во время их беседы с врачом, приводит к потрясению и смирению личности, переосмыслению самого себя и к покаянной перемене ума. В результате такого психоэмоционального стресса в организме человека активизируются эмоциогенные зоны, пробуждаются резервные (потенциальные, нереализованные) возможности – скрытые до времени защитные силы. А согласие на молитвенную поддержку со стороны Церкви даже если и не приводит исцеляемого к Богу, то помогает обнаружить (осознать) в нем духовное начало. Такой способ ведения беседы был свойствен Спасителю и Апостолам, которые обращались к лучшим стремлениям своих слушателей и в своих пророчествах возводили их к евангельским откровениям и заповедям⁶.

Вот что говорится в Святом Писании о пророчестве: «...мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. 13: 9-12); «Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать. Ибо кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу, потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом; а кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение. Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя; а кто пророчествует, тот назидает церковь» (1 Кор. 14: 1-4).

Вероисповедного ценза для больных не существует. Церковную же часть лечения проходят только считающие себя православными христианами и лишь по собственному желанию. Верующие других конфессий, а также атеисты и агностики, благодаря обыденному языку беседы психотерапевта, проявляют толерантность к церковно-религиозной интерпретации своего состояния и пути личного исцеления через обращение к Божией помощи. Они дают лишь медицинский (лечебный) зарок в первую очередь перед соб­ственной совестью и, наконец, перед лечащим врачом. Определенную роль в этом играет житейская философия, как, например, у членов широко распространенных в Америке и Европе анонимных сообществ (алкоголиков, наркоманов, должников, покупателей). Каждый член сообщества, признающий себя зависимым, соотносит свою беспомощность с некоей Высшей Силой, смиряя своеволие и своеумие, а в ответ получает надежду на выздоровление, активизирующую резервные возможности духовного и физического исцеления.

В огласительной беседе психотерапевт расставляет необходимые акценты в истории болезни так, что каждый больной осознает траекторию своего грехопадения и ответственность – как личности, созданной по образу и подобию Божию. Содержательность, эмоциональность и сострадательность духовно полезной беседы, как показывает врачебный опыт, сравнима только с опытом проповедничества, преображает слушающих и услышавших. Можно сказать, что внутренняя картина зависимости у каждого больного приобретает новый личностный колорит, меняется не только этика внутреннего восприятия болезненной страсти, но и ее концептуальность.

Простые, проникновенные слова врача предназначены лично для каждого и для всех вместе. Сами же пациенты во время лечебной беседы, стремясь помочь врачу в своем исцелении, эмоционально объединяются в едином порыве избавиться от зависимостей. Формирование доверия к врачу и вера в эффективность метода через объяснения и убеждения часто трактуются как внушение, что в корне неверно, так как в данном случае слово психотерапевта не подавляет волю пациента, а, напротив, пробуждает, укрепляет и активизирует ее. Врач пытается пробудить больного. Слушание  слова врача – фаза активного состояния, внимательного и критического. При этом психотерапевт воспринимается не столько как искушенный и всезнающий целитель, сколько как умудренный большим жизненным опытом высокоавторитетный друг и помощник по выходу из зависимости.

Далее врач произносит заградительные молитвы (молитву священно-мученика Киприана III в. и молитву задержания темных сил старца Афонского Пансофия, XIX в.) вместе с больными, окропляет их святой водой, читает Святое Евангелие от Матфея (Мф. 11: 28-30). После прочтения Святого Евангелия люди смиренно просят Бога о помощи и совместно приносят медицинский (лечебный) зарок перед Крестом и Евангелием. Заканчивается этот этап совместной молитвой «Отче наш». Повторяя за лечащим врачом слова этой главной для христиан молитвы, данной Самим Богом, многие пациенты впервые сознательно с покаянной душой и сокрушенным сердцем обращаются за помощью к Отцу Небесному. Так заканчивается их атеистическое «сиротство».

Подобная огласительная беседа врача не только подвигает больного к покаянию и желанию преодолеть болезнь, но и окончательно формирует это желание. На этом этапе сила желания лечиться и быть исцеленным способна возрасти многократно – до уровня духовно-нравственного преображения личности. Надежда на исцеление, достигнув высшей степени эмоционального накала и потрясения путем физиологического стресса и покаянной перемены ума, включает резервы духовного и физического исцеления. Формируется доминанта освобождения от пагубной зависимости, условно определяемая как медицинская «материализация зарока». С позиций православной психотерапии – это принятие благодатной Божией помощи вследствие покаянного осознания своей греховности⁷.

Покаяние мы рассматриваем как активное действо и необходимое усло­вие подготовки к Таинству Исповеди. «Сказываю Вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15: 7). Как учит старец Паисий, «настоящее покаяние – осознать свои прегрешения, испытать за них боль, попросить у Бога прощения и после этого поисповедоваться. Таким образом к человеку придет божественное утешение. Поэтому я всегда рекомендую людям покаяние и исповедь. Одну только исповедь я не рекомендую никогда»⁸.

«В работе и беседах с пациентами мы, возможно, упускаем один частный, но, представляется, весьма важный момент. А именно, не подчеркиваем то обстоятельство, что покаяние (памятование о зле, которое нам причинили алкоголь и прочие наркотики и еще больше могли бы причинить), является не разовым сиюминутным актом, а должно быть постоянно удерживающим, навсегда сохраняющимся в сознании и сердце. Притом постоянство чувства покаяния не должно сопровождаться унынием (депрессией), а напротив – сочетаться с чувством удовлетворения и радости от того, что вы более не совершаете раскаянного греха и впредь его не будете совершать.

Утрата же чувства покаяния обезоруживает, оголяет человека перед лукавым духом. И взамен покаяния неизбежно и все более назойливо в голову полезут мысли о том, какое якобы удовольствие вы получали от алкоголя, других наркотиков, табака, игорной страсти. В таком случае лука­вый дух всегда одерживает победу, а борющийся человек обрекает себя на тяжелый срыв в адскую бездну зависимостей»⁹.

Как же больной должен слушать врача?

Данные клинических, психологических и психофизиологических иссле­дований состояния больных до и после сеанса духовно ориентированной психотерапии в форме целебного зарока на православной основе показали своеобразный всплеск сознания и пробуждения личности: значительный рост уровня внимания и сосредоточения, уменьшение рассеянности и расконцентрированности, что, несомненно, указывает на начало формирования основополагающих качеств для исцеления души человека – бесстрастия, смирения и послушания¹⁰.

В «Церковно-славянском словаре» протоиерея Григория Дьяченко о сми­рении сказано следующее: «Смирение – примирение, мир. <...> Смиренномудрие – обыкновенно берется в писании за смирение, т. е. добродетель – гордости противную»¹¹.

В «Собрании писем оптинского старца Макария к монашествующим» говорится: «Смирением бо все силы вражий сокрушаются. <...> Молитва, пост, хотя и великие оружия, но без смирения они не действуют»¹².

В книге «Начертание христианского учения» сказано: «Возможность, основание, условие всех внутренних побед есть первая победа над собою – в переломе воли и в предании себя Богу, с неприязненным отвержением всего греховного. <...> Потому сила, борющаяся со страстьми, есть также ум или дух, в коем сознании свобода, - дух, держимый и укрепляемый благодатию»¹³.

Только через «кротость и смирение сердца» возможно восприятие Слова Божия: «Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11: 28-30). «Ключ, коим отверзаются таинственные сокровищницы духовных даров ведения и Божественной любви, есть смирение, самоотвержение и предание себя Богу во всякое время и во всяком деле. Этим же ключом заключается и дверь неведения и холодности духовной»¹⁴.

О смирении, или смиренномудрии, пишет святой игумен Синайской горы Иоанн в своем наставлении «Лествица» (лестница восхождения на небо в борьбе со страстями). Слово, или ступень, 25 (всего их 30) озаглавлено

«Об искоренителе страстей, высочайшем смиренномудрии, бывающем в невидимом чувстве». Святой говорит о смирении: «Никакое слово не может изъяснить его качество. Одну надпись имеет сие сокровище, - надпись непостижимую, как свыше происходящую; и те, которые стараются истолковать ее словами, принимают на себя труд великого и бесконечного испытания. Надпись эта такова: святое смирение <...> не мог я слухом познать блаженное чувство смирения; и потому, будучи последним из всех, как пес, собрав крупицы, падавшие со стола мудрых и блаженных мужей, т. е. слова их уст, определяя добродетель оную, говорю так: смиренномудрие есть безыменная благодать души, имя которой тем только известно, кои познали ее собственным опытом; оно есть несказанное богатство; Божие именование; ибо Господь говорит: научитеся не от Ангела, не от человека, не от книги, но от Мене, т. е. от Моего в вас вселения и осияния и действия, яко кроток есмь и смирен сердцем и помыслами, и образом мыслей, и обрящете покой душам вашим от браней, и облегчение от искусительных помыслов (Мф. 11: 29)»¹⁵.

Вот что говорит по этому поводу почетный доктор богословия двух университетов и двух православных духовных академий, приснопамятный Митрополит Антоний (Сурожский), все чаще называемый в современной богословской литературе Отцом Церкви нашего времени: «Если бы мы умели видеть, освободившись от самих себя, в той внутренней свободе, которую отцы Церкви называют "бесстрастие", то есть отсутствие страстности, когда человеком не движет, не управляет ничто внешнее и он в царственной свобо­де действует изнутри, мы тоже могли бы в окружающей нас плотности раз­личать светоносные глубины людей и предметов. Мы тоже могли бы в этом мире, который нам кажется таким непроницаемым и густым, видеть отблеск присутствия Божия, благодати Его действующей везде и во всем.

Но недостаточно видеть, надо еще и слышать. Слышание – акт неослабного внимания. Чтобы услышать, надо не только напрячь слух, но за пределом услышанных слов стремиться уловить смысл, направленность того, что было произнесено или осталось невысказанным. Слышать означает смиренно склониться, стать способным принять то, что другой сеет на поле нашего ума, на поле нашего сердца. В этом подлинный смысл латинского слова humilitas, смирение: оно происходит от humus, "плодородная земля". Эту землю мы не замечаем, потому что привыкли, что она всегда тут, под ногами. Это безмолвная, безропотная земля, которая умеет обогатиться всем, что мы выбрасываем в нее, которая способна все превратить в богатство, принять в себя любые семена и дать им плоть, дать им жизнь, позволить им взойти, стать в полноте самими собой, никогда не навязывая семенам своих законов. Наша способность слышать начинается со смирения. Мы должны предложить себя Другому, как эта земля, богатая, безмолвная и полная творческих возможностей.

Но смирение означает также и послушание. Латинское слово obaudire имеет два значения: "прислушиваться" и "повиноваться". Прислушиваться с тем, чтобы услышать, понять и принести плод. Основные условия, чтобы нам предстать перед Богом, - полное внимание, рождающееся из того, что мы во что бы то ни стало хотим услышать, и желание, решимость принять услышанное и принести плод, то есть преобразиться, измениться, из того, что мы есть, стать тем, чем мы призваны быть. Это основоположное состояние в молитве может быть проиллюстрировано на примере человека, который любит наблюдать птиц. Он встает ранним утром, так как должен успеть в поле, в лес до пробуждения птиц, чтобы его приход остался незамеченным. Он затаивается молча и без движения, он весь – слух, весь – внимание. Все его существо прозрачно и восприимчиво, готовое принять печать каждого звука, каждого движения. Он слушает, смотрит, но услышит и увидит то, что происходит вокруг него, только при условии, что он свободен от предвзятости, готов услышать все, что пошлет ему Бог. Его отношение одновременно пассивное и активное: пассивное в том смысле, что он, как земля, humus, до конца открыт, активное в том, что он напряженно готов отозваться на всякий вызов, любой призыв Божий. Разве не ясно, что в таком случае, если мы хотим, чтобы наша встреча с Богом стала возможной, если хотим видеть и слышать, недостаточно просто иметь уши и глаза? В нас должен быть порыв, желание, мы должны стремиться услышать и увидеть.

А для этого нужна любовь, хотя бы малая. <...> Потому что мы видим только то, что любим. Нам кажется, будто мы видим то, что нам ненавистно, на самом деле ненависть нам представляет искаженные образы, уродливые карикатуры. А безразличие, равнодушие – слепы.

Но чтобы достичь глубинного, истинного познания, чтобы видение реальности соответствовало своему предмету, недостаточно видеть, слышать или даже любить: надо еще иметь чистое сердце, способное различить Бога за слоями окружающей потемненности, которые Его скрывают. По­тому что подобно тому, как око, потерявшее чистоту, ясность, отбрасыва­ет на все, что видит, свое потемнение, так сердце, потерявшее цельность, не может ни оценивать, ни улавливать реальность вещей, как ее видит Бог»¹⁶.