Социальное служение Русской Православной Церкви - [электронный ресурс]:

Латентные смыслы социальных практик на постсоветском пространстве в условиях глобализации социума¹

Г.Г. Судакова, к.филос.н., доцент

Латентная миссия социальных практик в условиях информационного противоборства в современных условиях обретает уже достаточно явный и весьма деструктивный смысл. Интенсивно и критически безвозвратно продолжает осуществляться обвал ценностей традиционной семейной культуры, происходит системное крушение базовых истоков женской и мужской идентичности, идет дальнейшее размывание и стигматизация классических устоев семейно-ролевой самоидентификации.

Каким образом социальные практики, реализуемые через социальную работу, через социальное обслуживание населения, осуществляемые «новыми» субъектами социально-ориентированного сервиса на постсоветском пространстве, оказывают влияние на формирование деструкций и изломов, как на уровне общественного сознания, так и на индивидуальном уровне?

Поиск ответа на этот вопрос актуализирует необходимость системного анализа деструктивной динамики индикаторов психосоциального благополучия населения с точки зрения последствий воздействия на него высокотехнологичных практик влияния «новых» социально-ориентированных светских организаций и религиозных движений.

Термин «новые» в данном контексте носит узко локальный, рабочий смысл. В этой статье термином «новые» мы обозначаем те институции и персоналии, деятельность которых подпадает под дефиницию «ловцов душ» и носит явный деструктивный характер.

В условиях экспансии нравственной деструкции, профессионально замаскированной в социально-ориентированные проекты заботы о семье, детях, женщинах, стратегическую роль обретает консолидация исследовательских потенциалов тех светских и конфессиональных акторов психолого-социальной работы на постсоветском пространстве, которые осознают этот латентный смысл таких социальных практик и располагают ресурсными возможностями для их нивелирования и эманации.

К исходным позитивным трендам светской социальной работы и конфессионального социального служения в формировании психосоциального благополучия населения постсоветских стран относиться широкий спектр социальных практик, которые направлены на поддержку и развитие психосоциального благополучия семьи в ее классической интерпретации канонов здравого смысла и христианской этики.

Именно в этом, на наш взгляд, заключается стратегическая миссия консолидации практик светской психосоциальной работы и социального служения Русской Православной Церкви.

Констатация как устойчивого феномена острой пандемии психокультов, оккультных практик, «новых» «мракобесных» социальных практик, разрушающих традиционные семейные устои и провоцирующих обвал общечеловеческих ценностей, требует развития качественно новых технологических, научно-прикладных проектов, направленных на превенцию данного феномена. Для разработки эффективных технологий превенции особо значимы исследования базовых истоков, фундаментальных причин, обусловивших это деструктивное явление современной социальной реальности на постсоветском пространстве

К тактическим детерминантам консолидации практик светской социальной работы и социального служения Русской Православной Церкви в этих условиях следует отнести актуализацию оценки эффективности имеющихся методологических и методических приемов и средств, направленных на противодействие названным выше технологиям мракобесия.

Консолидация усилий светской социальной работы и социального служения Русской Православной Церкви детерминирована насущной потребностью разработки нового поколения инновационных эффективных, эффектных и безопасных технологический приемов и комплексных методов противостояния и нейтрализации деструктивных воздействий на общественное сознание.

Феномен использования социально-ориентированных практик для привлечения населения в организации «новой» волны требуют, на наш взгляд, их дополнительного усиленного многопрофильного системного научного изучения и интегративного анализа в исследовательских традициях светского и теологического знания.

Особо актуализируется обращение к анализу специфики принятия решения о допуске организаций «новой» волны к деятельности на постсоветском пространстве.

Стратегически значимо изучение алгоритма профессиональной экспертизы активно интернируемых на постсоветском пространстве с начала 90-х годов социальных проектов с точки зрения явных и скрытых контентов предлагаемых в процессе их реализации преобразований.

Репродуктивная медицина. Ювенальная юстиция. Жестокое обращение в семье. Де-институализация социального сиротства. Здоровый образ жизни. Планирование семьи. Борьба со СПИДом. Гендерные проекты. Эти мощные социальные программы были стремительно внесены в отечественное поле социальной защиты населения постсоветского пространства сразу после крушения СССР. Безусловно, в названных социальных программах много полезного и перспективного.

Но есть и «оборотная сторона медали» этих модных трендов социальной практики, которые в начале 90-х, начали свое бравурное вхождение во все молодые суверенные страны, образовавшиеся на территории развалившегося Советского Союза.

В тени высокой «социальности» и гуманности предлагаемых и оплачиваемых международными донорами программ в начале 90-х, были еще не видны не индифферентные информационному геополитическому противоборству скрытые, латентные последствия этих практик. Кризис семьи, демографическая деструкция, «ЛГБТ», обвал статуса интеллектуала практически во всех профессиях, кроме программирования, клонирование бездуховности и нравственной деградации, формирование легко манипулируемого электората, связанного социальными сетями Интернета.

Анализ деструктивных последствий социально-ориентировнных практик, внесенных в общественное сознание постсоциалистических стран, актуализирует постановку гипотезы о наличии особого латентного смысла, скрытой миссии данных социальных инициатив. Эта латентная миссия заключается в их причастности к особым технологиям информационного противоборства.

В данном контексте обратимся к широко цитируемой и не менее широко дискутируемой в политологической литературе «Доктрине Алена Даллеса». Именно этому выдающемуся идеологу «холодной войны» приписывается авторство следующего стратегического текста.

«Мы бросим всё, что имеем, всё золото, всю материальную мощь и ресурсы на оболванивание и одурачивание людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв в Советском Союзе хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые… Мы найдём своих единомышленников, своих помощников и союзников в самом Советском Союзе. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного угасания его самосознания. Из литературы и искусства мы… постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьём у них охоту заниматься изображением, исследованием… тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театр, кино — всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в сознание культ секса, насилия, садизма, предательства - словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос, неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх… и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу - всё это мы будем ловко и незаметно культивировать. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ их оболгать и объявить отбросами общества…Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением…Мы будем драться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать её. Мы сделаем из них космополитов».

Существует много интерпретационных контентов, касающихся происхождения текста данной стратегии. Мы не будем подробно останавливаться на их описании и анализе в данной статье. Кратко имеющиеся подходы можно резюмировать следующим образом. С одной стороны, как аргументы, доказывающие реальность существования данного стратегического плана, а с другой стороны – обосновывающие мифичность этой, якобы, идеологической легенды времен холодной войны.

В контексте данного исследования предметом нашего интереса является феномен, который был описан в «Доктрине Алена Даллеса» в 1947 году  в прогностическом, даже футуристическом смысле. Прогноз тотальной деструкции геополитического противника обрел в наши дни своё реальное и неоспоримое воплощение на всем постсоветском пространстве, включая Россию. И это позволяет еще раз предположить о наличии латентной миссии социальных практик «новой волны», которые мы называли выше.

В рамках заявленного исследовательского дискурса считаем важным более подробно остановиться на ряде глобальных деструкций, зафиксированном в прогнозе, ставшим в наши дни брендом острых геополитических дискуссий современности  - «Доктрине Алена Даллеса».

«Мы будем драться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать её». Оставим за рамками нашего дискурса авторство данного тезиса. Обратимся к реальности тех социальных проектов, которые реализуются на территории постсоветского пространства как под кальку, под копирку  иностранными инвесторами и осуществляют именно ту миссию. которая раскрыта в приведенной цитате.

Автор с начала 90-х годов принимала участие в качестве полевого исследователя, странового координатора, руководителя исследовательских экспедиций в широком спектре прикладных научно-исследовательских проектов социальной направленности, выполняемых по заявкам иностранных доноров.

И уже с тех первых опытов у автора стало формироваться мнение, что эти техники несут нечто скрытое, латентное, не полезное. Это эмпирическое мнение в дальнейшем обрело форму стойкого научного интереса в сфере изучения латентной миссии социальной работы в современном информационно-геополитическом противоборстве. В настоящее время автор завершает работу над докторской диссертацией, существенное место в которой занимает данный исследовательский дискурс. Возвращаясь к эмпирике прикладной социологии международных проектов, которые, как под копирку, тиражированы в странах постсоветского пространства оценим их скрытый контекст. В анкетах социологического опроса, направленного на оценку ситуации в сфере здорового образа жизни и профилактики СПИДа в молодежной среде,  вопросы формулировались вне концептуальных превентивных индикаторов, связанных с социальным окружением, мотивацией, духовностью.

Они были примитивны с точки зрения научно-исследовательской компоненты, но жестко заточены под слом канонов здравого смысла в сфере целомудренности и приличия. Вопросы просто не цитируемы и не произносимы в нормальном сообществе. Семинары зарубежных эмиссаров, руководителями проектов, проводились в конференц-залах пятизвездочных отелей на самом высшем уровне конгресс-менеджмента. Это была отличная школа организации мероприятия, но с точки зрения содержания проекта и его последствий позитивного мало. Текст речей консультантов носил характер симбиоза научной терминологии социального толка и мракобесия, замешанного на глоссарии учебников по урологии и акушерству.

Феномен  насильственной эротизации населения подробно описан как один из приемов информационной войны. И именно эта задача успешно решается в широком спектре проектов, завуалированных борьбой со СПИДом, репродуктивной медициной.  В семье, в школе стали обучать, прививать вслух легко произносить то, что всегда входило в сферу особого, сакрального. Апофеозом пандемии насильственной эротизации молодежи стала выдача противозачаточных средств в средних школах и распространение сомнительных просветительских материалов в школах. Я ощутила мощное материнское негодование, когда этим летом, находясь в отчем доме у мамы обнаружила в письменном столе школьных лет моего уже взрослого сына брошюру, которая была дана ему в десятилетнем возрасте в школе в середине 90-х. Под личиной просветительства и на фоне бесконтрольности администрации, слепо выполняющей распоряжения «сверху», в школу 90-х был вброшен информационный взрыв-пакет насильственной эротизации школьников. Родителей при этом вообще никто не спрашивал. Просветительские «антиспидовские» и «ЗОЖ»-практики в настоящее время заняли прочное место в официальной социальной политике.

Одной из немногих социальных институций, которая последовательно и систематически ведет работу по превенции распространения деструктивных проектов, замаскированных под лик социально-ориентированных практик здорового образа жизни, планирования семьи, репродуктивной медицины, ювенальной юстиции и т.п. была и остается Русская Православная Церковь.

«И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдём способ их оболгать и объявить отбросами общества».

Данный тренд информационной войны, зафиксированный в «стратегии Алена Даллеса» успешно реализуется в современных СМИ, которые достаточно агрессивно и  обильно сообщают о фактах коррупции, некомпетентности, плагиата представителей интеллектуальных профессий. Единичные факты тиражируются и муссируются, создавая стереотипы массовости и широкого распространения. В этом схожи приемы информационной войны, когда единичные негативные кейсы стяжательства и коррупции среди преподавателей вузов, среди священников становятся предметом массового тиражирования в СМИ. Это прием, который направлен именно на то, чтобы та социальная группа, представители которой могут оказать противодействие в этом противоборстве была осмеяна, и их мнение, в конечном счете, было лишено авторитета и силы.

Поэтому в условиях информационной войны актуализируется потребность в поиске новых средств и методов защиты и противодействия таким акциям ложной дисквалификации статуса и имиджа подлинного интеллектуала и интеллигента. Особое значение играет поиск новых путей превенции распространения псевдо-социальных практик, провоцирующих демографический коллапс и антропологическую катастрофу.

Но, на наш взгляд, рассмотрение эмпирического воплощения в современной социальной реальности постсоветского пространства тактических шагов «Стратегии Алена Даллеса» будет лишено научной основательности без дополнительного обращения к краткому анонсу политологической категории «Информационные войны».

Термин «Информационные войны» имеет широкое распространение в профессиональном сообществе исследователей политических и геополитических аспектов социальной коммуникативистики. (Г.Г. Почепцов, И.Н. Панарин и др.).

Данное положение актуализирует, на наш взгляд, особую полезность и технологическую целесообразность введения элективного курса «Информационные войны» в учебные программы высшего светского и теологического образования.

Автор данной статьи в 2006 году разработал и преподавал в течение нескольких лет данную дисциплину в светском высшем учебном заведении студентам выпускных курсов специальности «политология», «социальная работа», «психология», «религиоведение»

За основу логической и содержательной структуры учебного курса "Информационные войны" были взяты базовые идеи и положения одноименных монографий признанных мэтров современной теории коммуникативно-информационного противоборства  в аналитическом пространстве СНГ профессора Георгия Георгиевича Почепцова и профессора Игоря Николаевича Панарина.

Введение данного спецкурса в учебный процесс подготовки профессионалов с высшим образованием по социогуманитарным специальностям актуализировано повышением значимости в современном обществе манипулятивного статуса информации, ее острого конкурирования со знанием. В связи с тем, что наряду с позитивными последствиями «информационного бума» резко расширяются его негативные политические возможности, фиксируется такой агрессивный феномен, как «информационные войны». Следует отметить, что его технологии наиболее активизируются в период предвыборных и выборных кампаний в странах СНГ. Перманентный процесс технологических интервенций информационного противоборства в иные периоды носит затяжной хронический характер.

В связи с этим целью данного спецкурса становится изучение процессов агрессивного распространения информации, вариантов создания благоприятных контекстов для успешного проведения коммуникаций. Для комфортного освоения данного спецкурса необходимо знание теории коммуникации, социальной психологии, политологии, социологии.

Занятия проводятся как в классическом формате: лекции, семинары, так  в интерактивном формате: дискуссии, деловые игры, ролевые тренинги, «кейс-стади», видео-класс, вебинары

Следует подчеркнуть, что курс слушается с интересом и обладает высоким просветительским ресурсом в части формирования личной компетентности слушателей в сфере их информационно-психологической безопасности и развитии навыков защиты от манипулятивных воздействий технологий информационного противоборства.

Размышляя над актуальностью интеграции теоретиков и практиков светской психолого-социальной работы и ресурсов социального служения Русской Православной Церкви в сфере противостояния деструктивным воздействиям «новых» религиозных движений и светских социально-ориентированных организаций «новой волны», считаем уместным процитировать тематический контент одной из тем учебного курса «Информационные войны».

На наш взгляд, его содержание в определенной степени проясняет терминологическую размытость границ между конструктивным и деструктивным в классификации современных социальных практиках.

«Коммуникативные действия по изменению массового сознания. Качественные показатели изменения массового сознания на постсоветском пространстве  – конец 90-х-начало 21 века. Единые схемы интерпретации действительности как гарант национальной безопасности и политической стабильности государства. Процессы «кодирования» массового сознания. Официальный и неофициальный потоки в массовом сознании. Доминирующая коммуникация и массовое сознание. Пути реализации гипотетической задачи разрушения командно-административной системы. Конструирование принципиально неправильного образа. Скрытое накопление негативности. Открытое порождение негативности. Открытое порождение позитивности. Контекстная коммуникация как инструмент разрушения прежних стереотипов. Современные формы манипуляций общественным сознанием. Культурные мифологемы: «Рынок», «Реформы», «Свобода слова». Символы-конденсаторы ситуаций по У. Гэмсону. Итерация, трансформация и конструирование в современном кодировании массового сознания. Работа с новым поколением. Роль массовой культуры в коммуникативном воздействии на изменение массового сознания. Неформальное движение как удобный канал для распространения нужного вида сообщений. Становление, формирование и развитие социального статуса неформальных движений. Характеристики неформальной группы. Имиджи неформальных движений. Литература: Панарин И. Информационные войны, М. 2001; Почепцов Г.Г. Информационные войны. М. М., «Рефл-бук», К.: «Ваклер». – 2001. стр. 144-166; Прокофьев В.Ф. Тайное оружие информационной войны. – М., 1999; Расторгуев С.П. Информационная война. – М., 1998; Крысько В.Г. Секреты психологической войны (цели. Задачи, формы, опыт).- Минск. 1999».

Итак, как следует из этой цитаты из учебной программы курса, связанного с феноменом информационной войны, социальная реальность, формируемая  институциями и персоналиями, продвигающими в жизнь достижение индикаторов социума, описанных в «стратегии Алена Даллеса», формируется по вполне изученным в науке технологиям. Актуализируется задача противодействия этим технологиям. Но на качественно новом уровне. Интересен еще один прием – «Информационная блокада». Именно эта технология применяется по отношению к просветительским практикам противодействия деструктивным социальным практикам на самом высоком уровне.

Обратимся к анализу практического опыта социальной работы постсоветского периода, который подпадает под дефиниции технологий информационной войны. Мы уже коснулись тренда насильственной эротизации населения, который реализуется в антиспидовских программах. Эту же скрытую миссию содержат в себе практики гендерологии. В данной статье автор  не ставит цели научной аналитики истоков позитивных и конструктивных аспектов гендерных исследований. Мы ставим задачу фиксировать те компонетны, которые обладают статусом «обортня», провоцируют общественные и социальные деструкции, отвлекают общественное мнение от насущного и актуального. К таковым относится феномен «ЛГБТ», за права которого стали активно бороться  многие СМИ и многочисленные правозащитники

В теории информационных войн подробно описаны аналогичные приемы, когда  в общественное сознание вбрасываются месседжи, которые будут отвлекать, «троллить», «засорять эфир» обсуждением того, что как раз можно и информационно блокировать.

Контены месседжей многих постсоветских официальных и оппозиционных СМИ являют собой убедительное доказательство успешной реализации технологий информационных войн не только в теории, но и на практике. Среди них особое место занимают социально-ориентированные практики как особые технологии информационных войн, формирующие алгоритм деструкции общественного сознания.

Данная статья – приглашение не просто к дискуссии о деструктивных культах и деструктивных социальных практиках, их и так предостаточно и в научном сообществе, и в обыденном дискурсе. Данная статья преследует цель обратить внимание на настоятельную потребность «смены флага», «смены слогана» «смены ракурса» самой стратегии противостояния и противоборства заявленной деструкции. Возможно, наоборот, следует «уменьшить громкость», поставить «информационную блокаду» на месседжи публичного характера в широких сетях интерета и бумажных изданиях. Возможно, более эффективно будет сконцентрировать внимание на практике, прикладной эмпирике превенции пандемии деструктивного в общественном сознании и социальной реальности, объединив усилия светских социальных технологов и опыт, накопленный в Русской Православной Церкви.

В этом контексте, на наш взгляд, будет полезен учебный курса мягкого технологического характера (soft-technology), направленного на то, чтобы познакомить широкие массы студенческой молодежи с просветительскими практиками РПЦ в сфере противодействия оккультизму, деструктивным сектам, помощи жертвам маниуплятивного воздействия  таких организаций. Но технологии «доведения» до целевого потребителя  идей данного курса  должны быть безусловно инновационны и эффективны. Полезно и эффективно молодым исследователям изучить опыт просветительской работы руководителя Центра реабилитации жертв нетрадиционных религий священника Олега Стеняева, руководителя Центра «Жизнь» священника Максима Обухова, профессора А. Дворкина и многих других известных и менее известных подвижников в деле противостояния практикам, детерминирующим деструкции в общественном сознании.

На фоне экспансии цветочных и твитерных революций в современном мире актуализируется потребность изучения роли и места психосоциальных практик в формировании лояльного электората для деструктивных преобразований.

Социальная работа как специальность высшей школы на постоветском пространстве возникла сразу после развала СССР. Официальная версия, тиражированная во всех учебниках, написанных под заказ открытия и развития специальности, ограничивается обоснованием новой специальности в  связи с резким обострением социальных проблем на постсоветском пространстве. В классификаторах специальностей мирового образовательного пространства специальности высшего образования, связанные с профессиональной деятельностью в  сфере социальной защиты населения имеют две распространенных дефиниции. 1. «Social work» - «Социальная работа». 2. «Social services» - «Социальные услуги».

Постсоветское пространство выбрало для себя дефиницию «Социальная работа». Автор не хотел бы столь буквально и примитивно связывать открытие этой специальности с опытом социальной защиты населения в США, но считает необходимым указать, что именно в этой стране так же называется данная специальность высшего образования. Это отдельная тема исследования – генезис и этимология названия специальности, в рамках которой готовятся профессионалы социальной сферы.

Но тот факт, что сразу после развала Союза, параллельно открытию специальности «социальная работа», активно начинаются иностранные инвестиции в социально-ориентированные проекты «нового поколения», вбросившие в поле отечественных социальных практик «ювеналку», «гендер», «де-институализцаию – начиная  с сирот и заканчивая заключенными» и т.п., детерминирует объективный исследовательский интерес к изучению их истоков, замысла и последствий.

Нам не хотелось бы выглядеть примитивными сторонниками «теории заговора». Кстати, это тоже один из приемов информационной войны. Но изучение вопроса о влиянии последствий социально-ориентированных практик, интенсивно реализуемых в новых проектах на постсоветском пространстве с начала 90-х годов, на деструкцию общественного сознания и ценностный кризис, обретает особый смысл в условиях усиливающейся глобализации социума. Именно с этой точки зрения актуально исследовать истоки и направления формирования социально-ориентированных институций третьего сектора и исходные тренды их социальных практик на постсоветском пространстве.